— Возьми трубку.
Габри натянул на голову одеяло и замер. Однако телефон продолжал звонить, а Оливье, спящий рядом с ним, ничего не слышал. Габри видел, что за окном моросит дождичек, и чувствовал, как сырость воскресного утра проникает в спальню. Но под пуховым одеялом было уютно и тепло, и он не имел ни малейших намерений вылезать оттуда.
Он толкнул Оливье:
— Просыпайся.
В ответ — только храп.
— Пожар!
По-прежнему никакой реакции.
— У нас Этель Мерман![2]
Ничего. Господи боже, уж не умер ли он?
Габри наклонился над своим партнером, увидел чудесные редеющие волосы, разметавшиеся по подушке и по лицу. Спокойные глаза закрыты. Габри ощутил запах пота Оливье с мускусным привкусом. Скоро у них появится душ, и тогда они будут пахнуть мылом от «Проктер энд Гэмбл».
Телефон зазвонил снова.
— Это твоя мать, — прошептал Габри в ухо Оливье.
— Что?
— Звонит твоя мать — ответь.
Оливье сел, с трудом открыл глаза — в них стоял туман, будто он только что вышел из длинного туннеля.
— Моя мать? Но она давным-давно умерла.
— Если кто и мог бы восстать из мертвых, чтобы тебя оттрахать, то лишь она одна.
— Пока меня трахаешь ты.
— По твоему желанию. Возьми трубку.
Оливье протянул руку через гору, которая была его партнером, и взял трубку.
— Oui, allô?[3]
Габри снова зарылся в теплую кровать, скользнув взглядом по светящемуся циферблату часов: шесть сорок три. Воскресного утра. Длинного уик-энда Дня труда.
Кто, черт побери, может звонить в такой час?
Габри сел и посмотрел на лицо своего партнера, изучая его, как пассажир изучает лицо стюардессы при взлете. Не обеспокоено ли оно? Не испугано ли?
Он увидел, как меняется выражение лица Оливье: сначала немного озабоченное, потом недоуменное, а еще через мгновение светлые брови Оливье опустились, кровь отхлынула от его лица.
«Господи боже, — подумал Габри. — Мы пропали».
— Что там? — одними губами произнес он.
Оливье молча слушал. Но его красивое лицо красноречиво говорило за него. Произошло что-то ужасное.
— Что случилось? — прошипел Габри.
* * *
Они неслись по деревенскому лугу, даже не запахнув плащи. Мирна Ландерс, сражавшаяся со своим громадным зонтиком, шла к ним навстречу, и все вместе они поспешили в бистро. С наступлением рассвета стало ясно, что мир серый и промозглый. За те несколько шагов, что они сделали, торопясь в бистро, волосы прилипли к их головам, плащи промокли. Но на сей раз и Оливье, и Габри было все равно. Они резко остановились рядом с Мирной перед кирпичным зданием.
— Я позвонила в полицию. Они вот-вот должны быть здесь, — сказала Мирна.