Он с усилием оторвал глаза от портрета и обнаружил, что Клара стоит в темноте и наблюдает за реакцией своих друзей, разглядывающих ее творения.
Смотрел и Питер. С выражением нескрываемой гордости.
— Bon Dieu, — произнес Габри. — C’est extraordinaire.[28]
— Félicitations,[29] Клара, — сказал Оливье. — Боже мой, какая великолепная живопись. У тебя есть еще и другие?
— Ты хочешь знать, не нарисовала ли я тебя? — спросила она и рассмеялась. — Non, mon beau.[30] Только Рут и мать Питера.
— А это кто? — Лакост указала на портрет, который разглядывал Гамаш.
Клара улыбнулась:
— Не скажу. Вы должны догадаться.
— Это я? — спросил Габри.
— Да, Габри, это ты, — кивнула Клара.
— Правда? — Он слишком поздно заметил ее улыбку.
Самое забавное, что это вполне мог быть Габри. Гамаш снова посмотрел на портрет в пламени свечей. Не физически, а эмоционально. В портрете было счастье. Но было и что-то еще. Что-то не совпадающее с Габри.
— Так, где тут я? — спросила Рут и, хромая, подошла к портретам.
— Ты — старая пьяница, — сказал Габри. — Вот где ты.
Рут уставилась на свою точную копию:
— Не вижу. Больше похоже на тебя.
— Ведьма, — пробормотал Габри.
— Педик, — бросила она в ответ.
— Клара изобразила тебя в виде Девы Марии, — объяснил Оливье.
Рут подалась поближе и покачала головой.
— Дева? — прошептал Габри Мирне. — Судя по всему, затраханные мозги не в счет.
— Кстати… — Рут скользнула взглядом по Бовуару. — Питер, у тебя найдется листик бумаги? Во мне рождаются стихи. И вот еще: как по-твоему, допустимо ли в одном предложении присутствие слов «задница» и «жопоголовый»?
Бовуар поморщился.
— Просто закрой глаза и думай об Англии, — посоветовала Рут Бовуару, который, вообще-то, думал о ее английском.
Гамаш подошел к Питеру, не сводившему глаз с картин жены.
— Ну как вы?
— Вы хотите узнать, не возникает ли у меня желания исполосовать их в клочья бритвой, а потом сжечь?
— Что-то в этом роде.
У них уже был похожий разговор, когда стало ясно, что Питеру вскоре придется уступить жене свое место лучшего художника в семье, в деревне, в провинции. Питер пытался противиться этому, но не всегда успешно.
— Я не смог бы ее сдержать, даже если бы попытался, — сказал Питер. — А пытаться я не хочу.
— Ну, есть все же разница между «сдержать» и «активно поддерживать».
— Они так прекрасны, что даже я не могу больше это отрицать, — признал Питер. — Она меня просто поражает.
Они оба перевели взгляд на невысокую полненькую женщину, которая встревоженно смотрела на своих друзей, явно не отдавая себе отчета в том, что из-под ее кисти вышли шедевры.