Капустное поле, овражек и кусты. Зачем она сюда пришла? Полюбоваться на забытое воронье пугало, на котором колыхалось промёрзшее тряпьё?
«Где тебя носит? – услышала она вдруг. – Стужа такая! Я тут чуть не окочурилась!»
Стуча зубами и притопывая ногами в красных сапожках, к ней бежала Ива. Для смеха не осталось ни сил, ни желания, но Цветанка растянула пересохшие губы в улыбке. Похоже, сыщик считал Зайца совсем уж желторотым и глупым…
«Прости, моя ласточка, припозднился… Дела задержали. Вот, это тебе».
Бусы колыхались в рое снежинок и горели рябиновым жаром, а губы Цветанки согрел поцелуй. Суждено ли было ему растопить её сердце, которое так и закаменело с той трещиной, сочащей иногда по каплям тёмную кровь? Отложив все думы на потом, Цветанка жадно проникла в горячий ротик Ивы: покуда есть тепло, нужно греться. А любимые вишнёво-карие глаза под лиственным шатром в укромном уголке купеческого сада – далёкое прошлое, застывшее семечком в куске смолы.
Того же лета бысть болесть силна в людех, не бяше бо ни единаго двора без болнаго, а в ином дворе не бяше кому и воды подати, но вси боли лежаху.
Московский летописный свод, год 1187
– Нельзя ли снять эти кандалы? На руках уж живого места нет, – набравшись наглости, попросила Цветанка.
Для допроса её привели в подвал крепости: отсутствие окон, низкие сводчатые потолки, гулкое эхо, холодный мрак, слабо разгоняемый трепещущим пламенем светочей – видимо, всё это должно было оказывать на пленную давление и приводить её в покорное состояние духа, но на деле вызывало лишь мрачную усмешку. Помещение, в котором её оставили, освещала жаровня-тренога. Из мрака к пляшущему на углях огню протянулись руки: два кольца с хрустально-прозрачными камнями на левой, перстень с кроваво-алым камнем – на правой, а вместо ногтей – загнутые когти. Тыльную сторону кистей защищали пластины брони, предплечья были заключены в холодно поблёскивающие наручи. Умные серые глаза, острые и суровые, но без жутковатого мерцания бессмысленной жестокости, с кошачьим разрезом и золотистым ободком вокруг зрачка… Женщина-кошка – воин.
– Я – Радимира, – представилась она, садясь напротив пленницы. – Как ты предпочитаешь, чтобы тебя называли – Цветанкой или Зайцем?
На столе перед девушкой стояло блюдо с тонко нарезанным сырым мясом, при виде которого её рот невольно наполнился голодной слюной. Свежее, влажно блестящее, истекающее алым соком… Запах окровавленной плоти дразнил до покалывания в клыках. Когтистые пальцы, унизанные кольцами, протянулись к блюду и взяли с него кусочек. Блеснув белыми удлинёнными клыками, Радимира отправила мясо себе в рот.