– Нортроп! – крикнула Виктория. – Где Джейсон? Дворецкий попытался в тусклом свете разглядеть, кто это, протер глаза, потом снова вгляделся в нее и опять протер глаза.
– Пожалуйста, не гляди на меня как на привидение. Произошло недоразумение! Нортроп, – в отчаянии сказала она, касаясь теплой рукой его мертвенно холодной щеки, – я не утопленница!
– О-он.., в-в кабинете, – наконец вымолвил Нортроп. – Он в своем кабинете, миледи, и позвольте сказать, как я счастлив, как…
Не в состоянии выслушать до конца заверения дворецкого, Виктория бросилась через холл к кабинету, по пути приглаживая волосы.
– Виктория? – изумленно воскликнул Чарльз, заглядывавший сверху через перила лестницы. – Виктория!!!
– Бабушка вам все объяснит, дядя Чарльз! – крикнула она на ходу.
У кабинета она дрожащей рукой взялась за ручку, на секунду застыв и осознав всю неисправимость того, что она натворила; затем перевела дыхание и вошла внутрь, закрыв за собой дверь.
Джейсон сидел в кресле у окна, сложив руки на коленях и уткнувшись в них головой. На столе стояли две пустые бутылки из-под виски и ониксовая пантера, подаренная ею.
Виктория в отчаянном раскаянии сглотнула душивший ее комок в горле и тихо подошла к нему.
– Джейсон… – нежно сказала она.
Он медленно поднял голову и уставился на нее. Лицо его было полно трагизма и страдания, глаза смотрели сквозь нее, будто она была его бредом, видением.
– Тори!.. – с невообразимой мукой застонал он. Виктория от ужаса замерла на месте. Он откинул голову на спинку кресла и с усилием зажмурился.
– Джейсон! – пронзительно крикнула она. – Посмотри на меня!
– Я вижу тебя, дорогая, – не открывая глаз, прошептал он. Его рука потянулась к пантере и любовно погладила ее спину. – Поговори со мной, – взмолился он болезненно-прерывистым голосом. – Все время разговаривай со мной, Тори. Пусть я спятил, лишь бы слышать твой голос…
– Джейсон! – взвизгнула Виктория, бросаясь вперед и схватив его за широкие плечи. – Открой глаза. Я жива. Я не утонула. Слышишь, я не утонула!!!
Его остекленевшие глаза открылись, но он продолжал говорить с ней так, будто она была обожаемым видением, которому он должен что-то объяснить.
– Я ничего не знал о письме твоего Эндрю, – горестно говорил он. – Теперь ты знаешь это, правда же, дорогая? Знаешь…
Неожиданно он устремил измученные глаза в потолок и начал молиться, при этом его тело судорожно изогнулось, как от боли.
– О, пожалуйста! – застонал он так, что у нее сжалось сердце. – Пожалуйста, скажи ей, что я не знал о письме. Черт тебя подери! – рычал он на Бога. – Скажи ей наконец, что я не знал!