Длинная, довольно тяжелая зыбь в размеренном темпе поднимала и опускала корабль так, что иногда горизонт казался не далее, чем в трех милях, а иногда Джек видел бескрайний простор холодного, штормового океана, бесконечные мили пустыни, в которой чувствовал себя как дома. В голове крутились мысли, связанные с несчастным штурманом: его записи оказались безнадежно запутанными и уже много недель заброшенными. Одной из обязанностей Ларкина являлся учет питьевой воды на «Леопарде», но из неразборчивых, бессистемных заметок Джек не смог понять текущее состояние: ему и трюмному старшине придется ползти в глубины, стучать по бочкам, открывать пробки. И он не станет просить Гранта сделать это теперь, когда первому лейтенанту приходится нести вахту: сварливому, неуживчивому как собака, нелюбезному, недоброжелательному, всегда остерегающемуся необдуманных слов, но вечно готовому высказать замечание, выразить осуждение или недовольство. Несчастный содомит. Хотя и хороший моряк, надо признать. Он подумал о Блае Хлебное Дерево и его малоприятной репутации:
— Прежде чем осуждать командира, — произнес он на семисотом повороте, — ты должен знать, кем ему приходится командовать.
Джеку самому пришлось разговаривать с Грантом в выражениях, которые, возможно, принесли бы ему прозвище косноязычного турка. Самообладания он не потерял, но касательно вмешательства Гранта в его приказы о штормовом триселе высказал всё, что думал.
Он повернулся в сторону кормы в семьсот пятьдесят первый раз и услышал возгласы, увидел уставившиеся лица, указывающие руки.
— Сэр, сэр! — воскликнули Тернбулл, Холлс и старшина-рулевой — все сразу, а с топа раздалось:
— Эй, вижу парус, — и с крайней поспешностью, — Эй, на палубе, на палубе, эй…
Джек обернулся и там, на вест-норд-весте, прямо с наветренной стороны, увидел «Ваакзамхейд», выходящий из черного шквала, со зловещим ореолом позади. Не нависающая угроза на дальнем горизонте, а не далее трех миль — уже виден корпус.
— Руль лево на борт[35], — сказал Джек. — Убрать контр-бизань. Отдать рифы. Ставить фор-брамсель.
«Леопард» развернулся на пятке настолько быстро, что собаку Баббингтона унесло и шмякнуло о карронаду. Матросы помчались к гитовым, брасам, парусам и фалам, и корабль выровнялся на курсе, прямо по ветру.
«Ваакзамхейд» и «Леопард» заметили друг друга почти одновременно, и на обоих кораблях паруса распускались так быстро, как только могли двигаться матросы. На «Ваакзамхейде» ветер порвал грот-брамсель сразу после его постановки, и обрывки паруса устремились вперед, путаясь в штагах.