— А по-моему, доктор Мэтьюрин, — ответила миссис Уоган, засмеявшись, — по-моему, это как раз вы выглядите бледнее мертвеца. Говоря, что я плохо выгляжу — вы затрагиваете тему, которой касаться не следует.
— Я врач, миссис Уоган: временами долг заводит меня за человеческие рамки так далеко, как постриг — священника.
— Так значит, медики не относятся к своим пациентам как к себе подобным?
— Скажем так: когда меня вызывают к леди, я вижу женское тело с большими или меньшими отклонениями от своих функций. Вы можете сказать, что это привычка мозга, который пытается смягчить стресс, и я полностью с вами соглашусь. И всё же для меня пациент не является женщиной в общем смысле этого слова. Галантность будет неуместна, и даже хуже — ненаучна.
— Если бы в ваших глазах я выглядела лишь телом с некоторыми отклонениями, меня бы это очень огорчило, — произнесла миссис Уоган, и Стивен заметил, что в первый раз за всё время их знакомства её самообладание далеко от совершенства. — И всё же… Вы помните, что в самом начале этого плавания вы были настолько нетактичны, что спросили, не беременна ли я?
Стивен кивнул.
— Что ж, — сказала она, теребя кусочек голубой шерсти, — если бы вы спросили меня сейчас, я вынуждена была бы ответить «да».
После стандартного обследования Стивен сказал, что пока слишком рано что-то утверждать наверняка, но, возможно, она права. В любом случае, ей следует больше обычного заботиться о себе: не допускать корсетов, тугой шнуровки, высоких каблуков, любых послаблений в диете и других вольностей.
До этого момента миссис Уоган была серьёзна и немного нервничала, но упоминание о вольностях в этом пустынном океане (полбаночки джема, три фунта печенья и фунт чая — вот и всё, что осталось от её запасов) заставило её рассмеяться с таким весельем, что Стивену пришлось отвернуться для сохранения своего достоинства.
— Простите меня, — наконец сказала она. — Я сделаю всё, как вы говорите, очень добросовестно. Я всегда хотела иметь своего ребёнка, и хотя это случилось, возможно, довольно неожиданно, он должен получить лучшее, что я могу дать. И позвольте выразить, — добавила она с дрожью в голосе, — насколько я ценю вашу тактичность. Даже имея дело с доктором Мэтьюрином, я боялась этого разговора, вернее следует сказать, признания, с практически неизбежными личными вопросами. Вы оказались даже добрее, чем я надеялась: я вам очень благодарна.
— Пустяки, мэм, — ответил Стивен.
Но вид блестящих слезинок в уголках её глаз, полных откровенной признательности, привел Стивена в глубокое смущение, и он был рад, когда Луиза продолжила мрачным, несвойственным для неё голосом: