К десяти утра в понедельник Джейн, миссис Рикс и мистеру Верниеру, обнаружившим тело миссис Форсайт, и доктору Ленгстону, проводившему осмотр и вскрытие, надлежало явиться в общий зал Мартлет–Инн на заседание суда коронера. Джейн, после ужина рассказывавшая Ленгстонам о новом происшествии в Гаскин–Гейт, так разволновалась, что накануне ночью не смогла уснуть. Сперва она лежала, глядя в темноту и видя перед собой мистера Верниера с увеличительным стеклом в руке, склонившегося над обломками ставней, потом — мистера Верниера, стремительно сбегающего по лестнице в гостиную, мистера Верниера, поднявшего длинный палец, мистера Верниера, одно долгое мгновение прямо смотрящего ей в лицо, его удивительные серые глаза с тёплыми золотистыми искрами… в конце концов, Джейн встала, накинула шаль, зажгла лампу и принялась читать африканские дневники мистера Форсайта, которые привезла из Гаскин–Гейт.
Горничная Люси, заглянувшая к девушке поутру, чтобы разбудить её, ахнула:
— Мисс Джейн! Вы что же, совсем не спали? У вас такой трудный день впереди… Давайте, я вам имбирного чаю принесу, для бодрости. И льда, а то, прошу прощения, глаза у вас… нездоровые.
Джейн оторвалась от чтения, поняла, как у неё звенит в голове, как пересыпается по телу усталость, словно горячий песок, и подумала, что имбирный чай будет очень кстати.
— Спасибо, Люси. Который час?
— Половина седьмого, мисс. Миссис Ленгстон уже встала, доктор спустился в кабинет. Сейчас принесу вам чай и помогу одеться.
Джейн ещё раз поблагодарила Люси и, отложив дневник мистера Форсайта, взяла с комода щётку для волос. Мыслями она всё ещё была в Африке, на Золотом берегу, в затенённой комнате, где лежала больная миссис Форсайт. Совсем ещё молодая миссис Форсайт, «милая Лавиния», как называл её в дневниках мистер Форсайт. Удивительно, думала Джейн: статная строгая миссис Форсайт, с убранными по стародавней моде седыми волосами, когда‑то была белокурой «милой Лавинией», и, судя по всему, они с «дорогим Джорджем» очень любили друг друга. Джейн вздохнула, посмотрела в зеркало, которое велела принести в комнату Руперта миссис Ленгстон, и стала причёсываться.
Отчего‑то ей казалось, что она прочла в дневнике что‑то очень важное. Но что именно, Джейн никак не удавалось понять — сказывалась бессонная ночь.
За завтраком в столовой было очень тихо. Доктор явно размышлял о предстоявшем ему докладе, Джейн снова начала волноваться перед выступлением в суде, а миссис Ленгстон решила не тревожить домочадцев попусту и просто подкладывала им на тарелки кусочки повкуснее. Джейн, однако, почти не притронулась к еде. Наконец, доктор положил салфетку на стол и сказал: