– Вы были на Восточном фронте? – спросил меня Григоревич (буду его так называть). – Водку пьете привычно и закусываете по-русски.
– Где я только не побывал, – ответил я, – возможно, поездил не меньше, чем вы.
– Что поделаешь, работа заставляет, – вторил Григоревич.
– А вернее, начальники-сволочи, – говорил я.
– Да и война, – добавлял Григоревич.
– Война. Но она закончилась. Может, пора и саблю в ножны вложить, – предложил я.
– А ваше начальство позволит вам это сделать? – спрашивал Григоревич.
– Значит, ваше вам не позволяет, а мое что, глупее вашего, – отвечал я.
– Но ведь воевать можно по-разному, – говорил как бы безотносительно Григоревич.
– Можно, – поддержал я, – всегда существовали рыцарские правила ведения сражений. Вы будете их придерживаться?
– Мы же из рабочих и крестьян и рыцарских правил не знаем, – отшучивался Григоревич, – можем и оглоблей огреть.
– А если кулаком в нос получите? – вопрошал я.
Разговор принимал несколько крутой оборот, потому что каждый выпад завершался довольно солидной рюмкой и обильной закуской.
– Давай, по последней, – по-русски сказал Григоревич.
– Давай, – по-русски ответил я.
Это достаточно сильно озадачило Григоревича, и мы молча выпили.
Я заметил, что Перон стал прощаться с советским послом. Это явилось сигналом для всех гостей, чтобы организованно дать хозяевам возможность отдохнуть перед следующим рабочим днем.
На следующий день я был в нормальном рабочем состоянии и с утра был в присутствии, как называлось в старой России место службы.
Я неплохо поработал вчера и позавчера.
Первое, мне удалось нейтрализовать загрангруппу абвера. Сейчас она начнет заниматься информационными задачами, а потом, постепенно от группы будут отходить наиболее рационально мыслящие люди или же часть будет перевербована местными спецслужбами. Такова жизнь. И, кажется, я сильно не вмешивался в прошлое.
Второе. Прозондировал посольство родной страны, намекнул им, что им здесь придется не сладко, так как есть силы, которые будут им противодействовать и бороться с ними любыми средствами, несмотря на окончание большой войны. И сделал для себя вывод о том, что не шибко-то я и ностальгировал по русским вдали от дома своего.
На моем месте любой человек задал бы себе вопрос, а как я буду общаться с человеком 1945 года? На равных? Сомневаюсь. От нас, современных, они будут шарахаться как от огня, так же как они шарахаются от всех иностранцев, а наши суждения по любому вопросу увеличили бы количество сердечных приступов у всех нас слушающих.
Поэтому пусть посольство занимается своими делами, а я буду заниматься своими делами. Нужно решить многие вопросы, чтобы я мог отсюда убраться по-тихому, и чтобы о моем присутствии забыли надолго или навсегда.