Милитариум. Мир на грани (Бор, Марченко) - страница 120

– Буду.

– Молодец, – Леблан одобрительно кивнул, сделал заказ.

Когда принесли вино, пригубил, спросил:

– А ты хотела бы уметь читать мысли?

– Не знаю… Никогда об этом не думала. Хотела бы, наверное.

– Вот и я хотел. Не вышло.

– Почему?

– Тот, кто мог бы сделать средство для чтения мыслей, умер, – Леблан помолчал и добавил: – Скоропостижно.

– Царствие небесное, – набожно прошептала Роз, осеняя себя крестным знамением. – Отчего он умер?

– От пули в лоб.

– Мир праху его.

– Аминь, – поддержал Леблан. – Ты чего не пьешь?

– Я, наверное, аспирин сначала приму. А то с утра голова болела.

Роз достала из сумочки пузырек, вытряхнула на ладонь белую таблетку.

– Странный какой-то аспирин, – сообщила она, проглотив лекарство. – Вовсе не кислый.

Некоторое время оба молчали, неторопливо потягивая из бокалов свое вино.

– Ты очень привлекательная, – неожиданно сказал Леблан. – Как раз в моем вкусе.

Роз смотрела на него странным, слегка удивленным взглядом.

– Ну, что замолчала? – Леблан посмотрел в упор, нахмурился. – Не нравлюсь?

– О чем ты сейчас думаешь? – спросила Роз. – Только честно.

– Честно? Думаю, что с тех самых пор, как уехал из Нормандии, не видел такой здоровой, пышной, крепкой девки. И еще кое о чем, но пока рановато об этом рассказывать. Если споемся, позже сама всё узнаешь, – он подмигнул, усмехнулся. – А почему ты спросила?

– Интересно же, какое впечатление я произвожу на умных, солидных, разбирающихся в людях мужчин… – Роз улыбнулась. – Знаешь, похоже, этот аспирин не так уж плох. Голова почти совсем прошла. Так что ты там говорил насчет попозже?

…Холод не беспокоил его.

Память, настойчивая пленница ума, проявляла картины, фотографические отпечатки прошедшей жизни, из которой нам не вырваться, как из сетей кошмара поутру, в поту и судорогах нелепых видений, связывающих нас с прошлым, которое мы хотим позабыть.

Снежинки таяли на непокрытой голове. Он стоял перед надгробием, стянув берет, и не мог понять, что удерживало его здесь, на кладбище Терцо. Хотел ли он удостовериться, что это в самом деле произошло? Три покосившиеся плиты со стертыми временем именами, столетние сосны, стволы и комли которых поросли ядовито-зеленым мхом, стылый туман, запутавшийся в кронах деревьев. Шесть рядов армейских могил, уходящих за гребень.

Где-то в стороне, может, и на другой стороне реки, заухал филин. Он повернул голову на звук, в сторону бывшего поля боя, автоматически отмечая излом траншей, узлы бункеров и гнезда пулеметных точек – привычка, от которой ему не избавиться… потом снова взглянул на надгробие.