Только выражать свою волю в словах они могли оба. Но Александр предчувствовал – это было ненадолго.
– Эрцгерцог, я всегда восхищался вашей проницательностью! – Мягкий голос полковника фон Ааренау действовал лучше любого успокоительного. Верный друг, возможно, единственное надежное плечо во всей империи – Александр чувствовал это очень ясно, столь сильно было дружеское отношение души Франца к сидящему напротив человеку.
– Вы бесконечно правы, сменив систему тактических ходов именно сейчас! Мир, находящийся на краю войны, может быть спасен!
– Какое мне дело до всего мира! – Пытающийся восстановить правление в собственном теле, Франц обдавал потеснившую его душу откровенной яростью.
– Разумеется, никакого! – Умение сочетать дипломатичность с жестокостью, крайне редкое для военного качество, наделяло полковника мастерством гениального манипулятора. Блестящий стратег на поле боя и, что гораздо важнее, в политических играх, он построил все свои победы на поле одного выигранного сражения – на прирученной лестью душе эрцгерцога. Но, как известно, самый грандиозный триумф может обернуться не менее масштабным провалом…
– Только Австрия! И ее новые границы! – Прижав к груди костлявые руки, Брош по-собачьи преданными глазами смотрел на своего хозяина.
– Я изменяю программу объединения Австрии и Венгрии. Поступательность, постепенность и ненасильственность – отныне таков наш лозунг! – Выпятив подбородок, Александр в теле эрцгерцога прямо уставился на елозившего под его взглядом полковника.
Какой неприятный тип! Но, как чуял он исходившие от души Франца эмоции, очень нужный человек. Александр довольно улыбнулся – вместе с растущей способностью прочитывать душу соперника сила того уменьшалась. С каждым произнесенным словом Александр наполнялся ощущением полноты жизни. Своей, чужой – не имело никакого значения. Главное было – решить поставленную перед ним задачу. Ее убитый король Сербии осознавал необычайно хорошо.
– Мы избежим этой бойни. Войны не будет ни в нашем государстве, ни в Европе.
Сердце колотилось в груди так сильно, что было больно дышать. Боль разливалась по телу, но он не обращал на нее внимания – его сознание было сконцентрировано на одном-единственном желании – выжить.
Тьма вокруг была абсолютно живой. И она была всюду. Не она застилала лес, по которому он бежал, но деревья вырастали из тьмы, вылеплялись из колышащегося повсюду зловонного мрака. Вонь была столь невыносима, что лишь с неимоверным усилием он делал новый вдох. Жажда жизни была сильнее темноты, страха и вони. И поэтому он дышал. И бежал.