Словно бы ничего и не случилось в Маруханкиной жизни, а какая-то тревога охватила ее этой ночью. Странная тревога! Сердцу захотелось покоя, и она не пошла в пустую хату, отдалась думам, тихим и давним, выношенным годами. Неужели всю жизнь пропадать одной и довольствоваться огрызками чужого счастья? Какое у нее будущее? Какая цена той жизни, которая захватила ее на какой-то час за весь век? К черту всех безликих, бесчестных людей, которые ищут у нее мелкого удовольствия и убегают. У нее тоже есть душа, сердце, и она не хочет продавать их за одну-две ночи! К черту! Хорошо бы полюбить кого-то одного и отныне на всю жизнь. Она чувствовала, что могла бы полюбить этого чудного Громского. Когда танцевала с ним, то вся трепетала, чувствуя его теплую руку на своем плече. А кто он такой? Ей, женщине, так легко покоряющей других, показалось, что он отклонил ее с первого вечера. Пусть! Но это был добрый знак. Изо всех, может, он один смотрел на нее не теми глазами, какими смотрели другие. Не отчаяние, а радость, маленькую человеческую радость оставил ей Громский в эту ночь. Маруханка и не почувствовала, как заплакала… И вот начались у нее ночи раскаяния, чистые, невинные ночи, каких так много было раньше в ее жизни. Не приходил Громский, и никто не приходил, потому что другие думали, что приходит он.
В одну из таких ночей к ней кто-то постучался, тихо-тихо. Не Громский, нет, тому нечего было прятаться. Неохотно открыла она ночному гостю, даже не спрашивая кто. Кто-то, сгорбившись, стоял перед нею, и она сказала:
— Подождите, сейчас я оденусь.
Оделась и опять вышла. Человек все еще стоял. Это был Максим Минович Шайба…
Шайба разжалобился над самим собой и рассказал Маруханке то, что скрывал от других. Тяжелые дни настали для Шайбы после того, как он оставил управление. Он решил во что бы то ни стало спастись от Несолони, считал себя слишком опытным и ученым для нее и, сказать правду, боялся ее. Просто боялся, не хотел загубить свою старость.
Какое-то время он жил у своих друзей, а когда освободилось место лаборанта на опытной станции, он без малейшего колебания стал лаборантом. Тут он будто бы был сподвижником профессора Живана, а когда тот умер, то Шайба продолжал его опыты. Но Шайбе не удалось отдаться этой большой работе. Его заподозрили в чем-то (он-то хорошо знал в чем) и стали преследовать. И вот он пришел к ней. Маруханка выслушала его и сказала:
— Поздно ты ко мне пришел…
Но Маруханка сделала для него все, что может сделать женщина для ненавистного мужа: накормила и обстирала, приютила в своей хате, но не разделила с ним ни одной минуты. Она не простила старой обиды и не поверила вторично. Он клялся, плакал, что пришел навсегда, но ненависть пустила такие глубокие корни, что для другого чувства у Маруханки не было места. Она напекла ему пирогов, собрала в дорогу, а выведя за село, сказала сквозь слезы: