ножками. Всего-то два квартала. Но пассажир решил ждать.
Алина вошла в магазинчик и осмотрелась. Свет от ламп яркий, а кажется,
что вокруг теплые сумерки. За прилавком пожилой дядька в одежде, как из
театральной костюмерной. Это первое, что пришло Алине в голову, когда она
рассмотрела его атласный жилет и шелковый галстук, завязанный широким узлом.
И жилет и галстук ей напомнили пьесу Островского «Лес», которую всем классом
они ходили смотреть в Малый театр.
Витрины товаром перегружены не были, реденько так он расположен, с
пробелами. Несколько фарфоровых балерин, два помятых самовара, патефон,
рядом стопкой граммофонные пластинки, бронзовая лошадь с крыльями, темный
натюрморт с дохлой перепелкой и, конечно, иконы, много старых икон. Под
стеклом прилавка – монеты, значки, ложки, вилки, часы. Еще что-то по мелочи.
«Интересно, как он отбивает аренду? – подумала Алина, ознакомившись с
пятизначными цифрами на ценниках. – Покупателей-то не густо».
Из покупателей была только одна дама, которая, склонившись к прилавку,
изучала содержимое витрины. Больше никого. Дама выглядела тоже необычно,
одета она была не модно, но с шиком, и шик этот был хоть и странным, но
притягательным.
На голове у нее сидела крохотная соломенная шляпка, украшенная
букетиком фиалок. Бумажных, естественно. Поверх облегающего темно-синего
крепдешинового платья послевоенного кроя на ней был надет длинный кружевной
жакет, связанный, видимо, на коклюшках. По крайней мере, при виде жакета у
Алины всплыло в памяти слово «коклюшки». Туфли тоже были необычные, с
тяжелыми кожаными бантами по бокам и толстым каблуком, сильно скошенным
внутрь. «Винтаж», не иначе. Винтажная дама отлично вписывалась в здешний
интерьер.
Жилетно-галстучный продавец с достоинством повернул голову в сторону
массивной двери, в которую только что вошла Алина, и церемонно вопросил:
– Вам что-нибудь подсказать, барышня?
– Да, будьте любезны.
И Алина выложила перед ним то ли шкатулку, то ли пудреницу. Спросила, не
подскажет ли, что за вещь и какова ей цена. Про цену это она так сказала, для
конспирации.
Антиквар, не притрагиваясь, молча рассматривал принесенную вещицу,
изредка бросая на Алину цепкий взгляд. Потом произнес медленно и весомо:
– Это чернильница, каслинское литье. Работа начала века. Не раритет,
естественно, но в определенных кругах… Однако, хочу вас огорчить, она из
письменного набора. Отдельно вряд ли что вы за нее выручите. Хотя… есть у
меня один знакомый коллекционер, он интересовался недавно. Вы не особенно
торопитесь? Я ему наберу, и он сразу же вам ответит.