Йельсон задумчиво набивал трубку. Тем временем Гард помогал американским геологам вылезти из опрокинутого самолета.
Лица обоих американцев расплылись от удовольствия при виде доцента.
— Как, господин Зуль? Значит и «Наутилус» тоже здесь?
Однако Йельсон их быстро разочаровал. По мере того как он передавал, им сообщение Зуля, лица их вытягивались. Но Йельсон не дал им времени на жалобы. Он решительно скомандовал:
— Ну, довольно разговоров. Принимайтесь — ка за вытаскивание из — под самолета всего, что еще сохранило образ и подобие целых вещей. Самолет в таком состоянии, что нам придется, вероятно, просидеть здесь не один денек в ожидании помощи.
Через час на льду выросли несколько аккуратно разложенных кучек различного имущества, снаряжения и съестных припасов. Пушистой горой громоздились спальные мешки. Глядя на все это, Йельсон окончательно развеселился.
— Трудно, в конце концов, сказать — везет мне или не везет. Если бы мне везло, то я, вероятно, не попал бы в такую передрягу, только что выздоровев от лишений, перенесенных в прошлогоднем полете на выручку старого Свенсона. А если бы мне окончательно не везло, то, вероятно, я переломал бы себе сейчас все кости вместо того, чтобы ограничиться разложением на составные множители злополучного «Пингвина» и иметь в перспективе вкусный завтрак. Господа, кто за завтрак?
Возражений не последовало, и спутники Йельсона принялись деятельно хлопотать над приготовлением еды. Другие, тем временем, расставили небольшую легкую палатку и разобрали спальные мешки. Скоро площадку льдины нельзя было узнать — на ней вырос настоящий маленький лагерь.
Зуль держался немного в стороне, но, после того как его пригласили принять участие в еде, он притащил свой рюкзак и расположился около палатки.
После завтрака весь экипаж, утомленный длительным полетом и изрядной встряской, полученной при посадке, улегся спать. Зуль сделал вид, что тоже укладывается. Однако, как только в палатке все затихло, он осторожно встал и пробрался к радиоаппаратуре, вытащенной из разбитого самолета Гардом. Глядя на тщательно очищенные Гардом от снега и уставленные в ряд приборы, Зуль на минуту задумался. Но затем решительно нагнулся и, открыв пробки аккумуляторов, опорожнил их.
Жизнь на льдине, названной Йельсоном «Островом Пингвина», текла благополучно в той мере, в какой может быть благополучной жизнь пятерых людей, отрезанных от всего мира и запертых на клочке плавучего ледяного поля. Вся партия имела полную свободу передвижения и при желании могла покинуть место злополучной посадки «Пингвина». Но страх оторваться от точки, расположение которой более или менее точно известно внешнему миру, и итти в белую неизвестность с очень призрачной надеждой на возможность достижения земли, приковывал людей к месту. Единственное направление, в котором имело бы смысл искать берега, была Северная земля, открытая в 1913 году капитаном Вилькицким и названная им землей Николая второго. Но точное положение берегов этого острова никому не было известно, так же как никто не знает до сих пор, на какой именно широте расположена его северная оконечность. Поэтому движение было бы в достаточной степени гадательным. Трудно было рассчитать время, необходимое для достижения этой земли. Каждый градус, каждая миля движения во льдах даются крайне дорого и отнимают очень много времени. Даже если считать правильным предположение, что Северная земля оканчивается где — то под 81–м градусом северной широты, то и это все же достаточно далеко для того, чтобы рискнуть двинуться туда с наличным запасом продовольствия. Еще меньше шансов достичь Новосибирских островов, хотя «Остров Пингвина» и находится примерно на долготе этого архипелага.