По крайней мере, попыталась это сделать. Сверкнула вспышка, когда коса коснулась часов. На мгновение Смерть Крыс превратился в какое-то расплывчатое кольцо вокруг часов, а потом исчез.
— Я же предупреждал, — сказал ворон, принимаясь чистить перья. — Готов поспорить, ты сейчас считаешь себя ну полным дураком.
* * *
— …А потом я подумал, ну какой работой я могу заняться, учитывая мои способности? — продолжал Ронни. — Для меня время не более чем другое направление. А еще я подумал, что свежее молоко нужно всем, верно? И все хотят, чтобы его привозили рано утром.
— Это гораздо интереснее, чем мыть окна, — заметил Лю-Цзе.
— Да, я пробовал это, когда их только изобрели, — сообщил Ронни. — А до того работал приходящим садовником. Добавить еще прогорклого ячьего масла?
— Конечно, — ответил Лю-Цзе, поднимая чашку.
Лю-Цзе было восемьсот лет, поэтому он решил немножко передохнуть. Какой-нибудь герой немедленно вскочил бы на ноги и промчался по безжизненному городу, а потом…
В этом все и дело. Потом герой задумался бы: а дальше-то что? Прожив восемьсот лет, Лю-Цзе прекрасно понимал: случившееся таковым и останется. Возможно, в других измерениях оно случится по-разному или вообще не случится, но здесь ты его уже не сможешь заставить расслучиться. Часы начали бить, и время остановилось. Решение само придет, но чуть позже. А пока чашка чая за разговором со случайным спасителем могла помочь скоротать время. В конце концов, Ронни был не совсем простым молочником.
Лю-Цзе давно понял, что у всего есть причина — за исключением, пожалуй, футбола.
— Продукты у тебя первоклассные, — похвалил он, сделав глоток. — Маслом, которое предлагают сегодня, я не стал бы смазывать даже колеса телеги.
— Все зависит от породы, — ответил Ронни. — За этим маслом я отправляюсь на шестьсот лет назад. Оно сбито из молока пасущихся в высоких горах яков.
— Твое здоровье, — поднял чашку Лю-Цзе. — Занятно, — продолжил он. — Ну, то есть… Если бы людям рассказать, что на самом деле всадников Абокралипсиса было пять, а потом один из них ушел и стал молочником, они, скорее всего, очень удивились бы. Начали бы гадать, почему ты…
Глаза Ронни сверкнули серебром.
— Творческие разногласия, — проворчал он. — Самолюбие, если хочешь. Кое-кто сказал бы… Нет, даже говорить об этом не хочу. И желаю им, конечно, всего самого-самого хорошего в их нелегком труде.
— Конечно, — поддакнул Лю-Цзе с непроницаемым лицом.
— Я с интересом наблюдал, как развиваются их карьеры.
— Не сомневаюсь.
— А ты знаешь, что меня даже из официальной истории вычеркнули? — спросил Ронни.