Теперь губы Нино растянулись в действительно нежной улыбке.
— А может, то была страсть к женщинам, — предположил Эллери.
— Женщины? Да, у Джулио было много подружек. Но когда он их покидал, у них не было оснований его ненавидеть— они только становились от этого богаче и счастливее.
— У женщин иногда бывают мужья, мистер Импорту-иа. Ревнивые мужья.
— Джулио не связывался с замужними женщинами, — отрезал мультимиллионер. — У нас в семье на это было строгое табу. Отношение к браку как к святыне было воспитано в нас с детских лет. Переспать с замужней женщиной для Джулио было все равно что изнасиловать монахиню.
— А как насчет бизнеса, мистер Импортуна? Вряд ли вы трос смогли подняться так высоко, никому не перейдя дорогу и даже не поломав пару-тройку жизней. В делах Джулио тоже оставался святым?
Чувственные губы Нино снова растянулись в улыбке.
— Вы не особенно почтительны к покойному и чересчур любопытны, мистер Квин.
— Только потому, что произошло убийство.
Мультимиллионер кивнул.
— Вы просто одержимы этим делом, как я вижу. Нет, мистер Квин, Джулио никогда особо не интересовался крупными сделками. Он часто говаривал, что был бы гораздо счастливее, если бы мог целыми днями продавать в лавочке помидоры и сыр. Ваше утверждение, конечно, я нс могу безоговорочно опровергнуть. Чтобы делать большие деньги на международном рынке, надо быть человеком бесчувственным. Бесчувственными были Марк о и я, раз уж это так необходимо. Но Джулио я никогда не просил участвовать в подобных делах. Да он и сам отказался бы. Он бы улыбнулся, услышав это, и признал, что я охранял его душевный покой. Как я уже говорил, он был благочестивым и добрым человеком. Каждый, кто его знал, любил его.
— К сожалению, не каждый, — возразил Эллери. — Есть по крайней мере один человек, про которого этого не скажешь. А как насчет Марко, мистер Импортуна? Марко любят все?
Нино покачал мощной головой. Эллери так и не понял, был ли это знак отрицания или признак досады, которую вызвал его вопрос. Он быстро и мягко что-то сказал по-итальянски, и Эллери так и не понял, что. Но, поглядев в необыкновенные глаза Импортуны, он подумал: «Тем лучше».
— Мне кажется, — вдруг сказал инспектор Квин, — мы сейчас двинемся дальше и побеседуем с Марко. Это уже давно пора сделать.
Насколько можно судить о человеке по обстановке в его квартире, думал Эллери на ходу, Марко был эксцентричным интеллектуалом. Его апартаменты отличались от комнат Джулио так же, как эра модернизма от Флоренции времен Микеланджело. Вес украшения позднего викторианского стиля были либо устранены, либо переделаны, либо скрыты. Они прошли через совершенно пустую абсолютно белую комнату, напоминавшую больничную палату. Только пол был покрыт кричаще-яркими красками. Затем в глаза им бросился шедевр — какой-то скрюченный предмет мебели из совершенно невероятного материала. Вслед за ним — отдельное собрание модернистских скульптур. С одной из стен в комнату выдавался насос фирмы «Тексако», грозящий свалиться на голову любителям поп-арта. Другая комната, как видно, была предназначена для того, чтобы осуществлять в ней психоделические светомузыкальные композиции. Эллери увидел здесь дуговую лампу, прожектор, колесо для фейерверков и софиты, которые можно было включать с пульта, играя, как на органе.