— Если бы вы не были так взволнованы, мистер Импортуна, — ответил Эллери, — вы легко ответили бы на этот вопрос сами. Основываясь на уликах, мы теперь выдвигаем версию, что убийца — ваш брат Марко. Марко нанес смертельный удар и увидел, что после неожиданного поворота кресла голова оказалась пробита именно там, где ее мог пробить только левша. А Марко — левша. Ни один убийца не хочет быть пойманным, мистер Импортуна. Иногда он заметает следы чисто машинально, даже не задумываясь. Спроси его в этот момент, он не всегда сможет объяснить, зачем он это делает. Ему подсказывает какой-то инстинкт. Вот Марко и повернул кресло там, будто Джулио был в момент удара лицом к убийце. В таком положении ударить его левой рукой было просто невозможно. Разве это не причина, чтобы не оставлять Джулио в прежней позе?
— Да, но зачем тогда Марко было переставлять письменный стол? — выдвинул следующий аргумент Импортуна. — Если бы он оставил стол так, наискось, а Джулио был бы к нему лицом, это и в самом деле выглядело бы так, будто бил правша. Но если именно Марко убил Джулио, у него были все основания оставить стол на прежнем месте. И я повторяю свой вопрос, мистер Квин: зачем ему было двигать стол и перечеркивать свой собственный план? Факты — упрямая вещь. Вы не можете вертеть ими, как захотите!
— Он прав, Эллери, — сказал инспектор, и снова устало опустился в кресло.
Эллери потянул себя за нос и пробормотал в некотором замешательстве, обыкновенно ему не свойственном:
— Н-да. Это верно. Если Марко столь хитер, что повернул кресло, то у него хватило бы ума не двигать стол. Черт, какое запутанное дело, это же надо… Надо еще раз побеседовать с Марко. Может, он сумеет это объяснить.
Но еще раз поговорить с Марко им не удалось. Ни в эту ночь, ни в другую. Они нашли его повесившимся на гимнастическом канате в спортивном зале. Он сделал петлю на нижнем конце, просунул в нее голову, затем, видимо, забрался по канату до потолка и бросился оттуда головой вниз, свернув себе шею.
Слуга Тибальдо храпел, развалившись на подкидной доске с почти пустой бутылкой бренди в руке. Много позднее, когда его привели в чувство и почти отрезвили, он заявил, что его cugino Марко — шестиюродный брат, который из родственных чувств выписал его с родины, не считаясь с расходами — неожиданно встал с постели, куда был уложен, и вызвал его на соревнование — кто кого перепьет. Как настоящий мужчина, он принял вызов, старался не отстать от Марко, а потом — ничего не помнит. Последнее, что помнит, повторял он, всякий раз крестясь, — глаза шестиюродного брата Марко, которые горели, как два адских огня.