И вдруг – грохот! шум! пронзительные голоса!
Сакамото оглянулся.
Это, сорвавшись с изношенного троса, сверху катились по рельсам вагоны, полные угля! По узкому ходу – прямо на коногонку, которую внизу вела та самая русская шахтерка, открыто сказавшая всем, что полюбила Сакамото! И – точно на перекресток штреков, где при столкновении вагоны опрокинутся и обрушат все гнилые опоры, отчего обвалятся потолки и сразу в нескольких штреках шахтеры окажутся отрезанными и обреченными на ужасную смерть.
У Сакамото был только миг на размышления. Или вжаться спиной в стену и пропустить смертоносные вагонетки с углем, или…
Сакамото принял решение. Он вырвал одну стойку и всадил ее под колесо летящей сверху вагонетки. И все вагонетки, сойдя с рельсов, опрокинулись рядом с ним, не долетев всего десяти метров до неминуемой и катастрофической встречи с коногонкой на перекрестке штреков.
Но к сожалению, одна из вагонеток, опрокидываясь, сильно ударила самого Сакамото, он упал и потерял сознание.
Конечно, вскоре прибежали санитары, они подняли Сакамото на поверхность, отнесли в санчасть, но Сакамото умер, так и не придя в сознание.
На его похоронах начальник Южной шахты Перов торжественно выразил японцам свое соболезнование:
– Граждане японские военнопленные! Ваш товарищ Сакамото-сан был настоящий герой! Ценой своей жизни он спас нашу шахту! Прощай, Сакамото-сан! Мы никогда не забудем твой геройский поступок!
Русские шахтерки плакали во время этой речи.
Как только уехал майор Новиков, майор Каминский остановил строительство водопровода. Извозчики по-прежнему черпали воду в озере, в полыньях и на санях везли в бочках в лагерь. Пока довезут, в бочках полно льда, а воды мало. Чтобы снабдить лагерь водой, приходится день и ночь ездить туда и обратно.
Одновременно Каминский остановил строительство лагерной бани, больницы и других помещений, нужных людям для выживания.
Почему комиссар Федоренко мирился с этим? Почему он смотрел сквозь пальцы на то, как Каминский злобно гнал на работу больных людей, повышая и без того очень высокую смертность японцев? Почему терпел, когда Каминский безжалостно отправлял в карцер даже больных японских офицеров?
Японцы часто обсуждали это между собой и не могли понять. Ведь Федоренко – комиссар, жандарм партии большевиков, его специально назначили сюда для того, чтобы контролировать поведение офицеров и солдат и приводить его в соответствие с коммунистическими идеалами партии.
Правда открылась совершенно неожиданно и совсем с другой стороны. Оказывается, однажды, еще в ноябре, когда мадам военврач старший лейтенант Калинина уехала в командировку в Красноярск, комиссар Федоренко пришел в санчасть и заперся в ее кабинете с медсестрой Саратовой. Наверное, он думал, что, кроме больных японцев, никого в санчасти нет, а японцы не знают русского языка и никому об этом сообщить не смогут. Но на его беду, в это время в санчасти лежал сержант караульной службы Денисов, который специально наелся закатанной в хлебный мякиш извести, чтобы лечь в санчасть с гастритом и добиться любви молоденькой медсестры Саратовой. Поэтому когда синеглазый красавец Федоренко увел Саратову в кабинет главврача, Денисов очень разозлился и тут же пошел в штаб. Может быть, он хотел доложить об этом майору Новикову, но Новикова в штабе не оказалось, и он доложил майору Каминскому. А Каминский не стал ни шуметь по этому поводу, ни докладывать Новикову или другому высокому начальству. А просто «взял на крючок» женатого Федоренко и юную Саратову и шантажировал их тем, что знал об их тайном романе.