— Она скажет, скажет! Она и сама принесет… Я люблю ее с давних пор…
— Как, как ты сказала? — вдруг смеется мать и смотрит по сторонам.
— С давних пор, — повторяет Люся и хмурит лоб, но мать смеется снова, точно кто-то ее подтыкает.
— Что за дочь у меня с давних пор! И всех любит она, уважает. Только мать родную не любит, не слушает.
— Я все люблю, мама! — почти кричит Люся, и голос ее дрожит от волнения, а мать почему-то грустнеет, задумывается. Потом снова смотрит на дочь:
— Люся, куда ты все глаза задираешь?
— Мама, мама!! — опять волнуется дочь и трогает ее за рукав. — А облака живые?
— Я скажу тебе, я отвечу, только пойдем пообедаем, — она смеется и смотрит долгим взглядом на Люсю. И та сразу теряется и опускает глаза.
Обедали они в садике, под тополями. Там, на круглом деревянном столе, кипел самовар, лежали чашки и ложки. Тополя были еще совсем молодые, веселые. А листва на них стояла такая тугая и влажная, что совсем не пропускала лучей. Наверное, потому здесь все лето стояла прохлада. И сзади, за тополями, росла сирень, но ее было немного — куста три-четыре. Зато нынче эти молодые кустики уже цвели и веселили хозяев. Особенно их любила мать, — сирень ей что-то напоминала. Вот и сейчас мать не утерпела, сходила и навестила свою сирень. А когда вернулась к столу, то сразу скомандовала:
— А теперь, доча, пора и обедать!
Но Люся сидела молча, — обедать ей не хотелось. И все же для виду она взяла ложку и стала нехотя что-то хлебать из тарелки. Лицо сморщилось, как от страдания. Мать заметила это и улыбнулась. А потом принесла из дома транзистор, любовно протерла его от пыли и нажала на кнопку. Музыка заиграла тихо, протяжно, точно бы жаловалась на что-то или что-то просила. Люся так же нехотя пила чай. Немного скучно ей без отца, да Люсе уж это привычно. Отец редко-редко бывает дома, только покажется семье — и сразу к воротам. Вот и сегодня с утра пораньше в районе. Работает он экономистом в колхозе, а это, говорят, одно беспокойство.
— Люся, послушай песенку!.. Она так меня заряжает. — Голос у матери тихий, мечтательный. Она наклоняется поближе к транзистору, а в глазах — удивление. И Люся тоже слушает, даже тополя навострили ухо и ловят звук:
— Не надо печалиться — вся жизнь впереди,
Вся жизнь впереди — надейся и жди…
Мать вздыхает украдкой, потом снова вздыхает:
— Вот так, Люсенька. Все живи и надейся. А кто не надеется, тот не живет…
— Я, мама, не поняла…
— Да я так, так, ничего. Просто нравится песенка. И о тебе, дочь, подумала. Завтра прямо к морю покатишь, обрадуешься…