Между тем характер войны в последние два ее года заметно изменился. Прежде всего, война в буквальном смысле слова пришла в каждый дом. Колоссальные потери сторон привели к тому, что вместо регулярных армий в бой теперь шли главным образом резервисты — надевшие военную форму отцы семейств, которые еще недавно не предполагали, что им, мирным обывателям, тоже придется сражаться: ведь летом 1914-го все были убеждены, что солдаты вернутся домой «еще до того, как опадут листья». Но к концу войны картина оказалась совсем иной: так, из почти 190 тыс. офицеров австро-венгерской армии к осени 1918 г. только 35 тыс. составляли кадровые военные, остальные были вчерашними учителями, адвокатами, лавочниками, чиновниками, журналистами... Тотальный характер войны порождал всеобщее ожесточение. Если в XIX в. целью действующей армии было нанести врагу поражение, чтобы дать политикам и дипломатам возможность договориться о выгодных условиях мира, то теперь противник должен был быть не просто разгромлен, а уничтожен во всех отношениях — военном, политическом и экономическом. Необычайно интенсивная военная пропаганда «ставила одну цель — полную и окончательную победу в этой войне за завершение всех войн... Война приобрела идеологический характер» (Berenger, 285). Каков бы ни был ее исход, она просто не могла завершиться справедливым миром, поскольку с абсолютным злом, которое стали олицетворять в глазах друг друга воюющие стороны, примирение невозможно.
Особенно заметен стал идеологический характер войны после 1917 г. — благодаря двум событиям. Первым явилось падение монархии Романовых, в результате которого Антанта приобрела политическую однородность, превратившись в блок демократических республик (Франция, в марте — октябре 1917 г. Россия) и либеральных конституционных монархий (Великобритания, Италия, Бельгия), противостоящий коалиции монархий «реакционных», аристократически-милитаристских. Второе событие — вступление в войну Америки — привело в лагерь Антанты крупнейшую демократию мира, во главе которой стоял президент В. Вильсон, известный своими либеральными взглядами. Приход к власти во Франции одного из лидеров Радикальной партии Ж. Клемансо способствовал окончательному превращению «классического» империалистического конфликта 1914 г. в «войну миров», столкновение республиканского и монархического принципов, либеральной демократии и милитаристского авторитаризма. Именно такое представление о войне возобладало в 1917—1918 гг. в правящих кругах Антанты.
Отныне Германия и Австро-Венгрия являлись для западных союзников не просто противниками, а воплощением всего, что было ненавистно республиканцам и либералам со времен Вашингтона, Лафайета и Робеспьера — прусского милитаризма, габсбургского католического обскурантизма, аристократизма и реакционности. Именно за это, а не за Эльзас с Лотарингией и Сербию с Черногорией, предстояло заплатить державам центрального блока. Одним из наиболее последовательных выразителей и глашатаев такого подхода был глава Чехословацкого национального совета Т. Г. Масарик, отмечавший, что «во всемирной схватке друг другу противостоят державы средневекового теократического монархизма, абсолютизма недемократического и ненационального, и государства конституционные, демократические, республиканские, признающие право всех народов, не только больших, но и малых, на государственную самостоятельность». Таким образом, принцип самоопределения наций становился важной составной частью «доктрины Вильсона — Клемансо».