– Ты, сволочь, никакая я не проститутка, понял!
И с удовлетворением отметила растерянность, появившуюся на его лице. Мужчина хотел что-то ответить, но не успел: загремела входная дверь, что в конце коридора, и они оба (да и не только они, надо думать) с надеждой повернули головы в сторону шума. Но это был всего лишь новый узник в сопровождении конвоира, правда, весьма нетипичный: довольно опрятного вида подросток лет двенадцати-четырнадцати. Ещё одну странность сразу же отметила Алита: руки его были скованы за спиной наручниками, ярко блестевшими в свете голых ламп холодным блеском нержавеющей стали. Конвойный отпер дверь напротив и резко, даже слишком резко, закинул внутрь своего пленника. Молча закрыл дверь и пошёл обратно. Паренёк встал из коленопреклонённого положения, в которое его поставил рывок конвоира, и повернулся к двери.
– Слышь, мент, – сказал он звонким, чуть хрипловатым подростковым голосом.
Шаги стихли, видимо, милиционер остановился.
– Чего тебе ещё? – донёсся недовольный голос.
И подросток тем же звонким красивым голосом произнёс такую чудовищную гадость, что Алита, никогда не бывшая комнатным растением, почувствовала, как заливается краской до кончиков волос и у неё в буквальном смысле вянут уши. С хрустом.
Из коридора донеслось шумное дыхание, похоже, милиционер был на грани закипания. Голос его тоже не свидетельствовал о христианском смирении:
– Ты… да если бы… да я б тебе… – Звук плевка, торопливые шаги и нарочито громкий звук запираемой двери.
Подросток удовлетворённо улыбнулся и встретился взглядом с Алитой, всё ещё стоявшей напротив двери, вцепившись в решётку. Алита вздрогнула: она вдруг вспомнила, где видела точно такой же взгляд.
* * *
В Уфе не было зоопарка. Изредка приезжал бродячий, и Алиту наверняка в детстве туда водили, но этого она не помнила. Осталось единственное смутное воспоминание, как она пытается разглядеть в мутной зелёной воде крокодила, но без малейшего успеха. Позже, уже школьницей, она ходила пару раз в такой зоопарк, но не почувствовала ничего запоминающегося. Если не считать брезгливости, конечно.
Зато в Уфе было вольерное хозяйство. Зверьё там было ничуть не экзотическое и малочисленное, но зато жили они в чистых и просторных вольерах. Ей было года четыре, когда мама первый раз её туда повела. И вот это посещение оставило впечатления. Особенно трудно было оттащить её от вольера с двумя медвежатами: медведица скрывалась от раздражающей толпы в своей бревенчатой берлоге, а два неотразимо неуклюжих зверёныша резвились под щедрыми лучами весеннего солнца, не обращая ни малейшего внимания на зевак. Оторвать Алиту от внешней ограды удалось только обещанием купить ей два больших пряника и одного медвежонка. Настоящего, как полагала Алита, и плюшевого, как полагала мама. С сожалением, оглядываясь назад, девочка позволила повести себя дальше.