Ближайшим дружественным городком, где можно было получить помощь, был Волос — километрах в двадцати пяти на восток. Если Бортан отправится туда, где его знают многие мои родственники, то, прежде чем он вернется, пройдет еще немало времени. Отправка его за помощью была с моей стороны последним средством, я бы сказал, жестом отчаяния. А если он попробует искать помощи не в Волосе, а в каком-то совсем ином месте, то я понятия не имею, когда он может возвратиться. Все равно он найдет меня по следу и снова догонит.
Мы шли дальше, стараясь оставить позади как можно больший отрезок пути.
Одолев километров десять, мы уже падали с ног. Понимая, что нам не удастся уйти намного дальше без отдыха, мы постоянно высматривали подходящее безопасное место для сна.
Наконец я узнал крутую каменистую гору, где пас в детстве овец. Небольшая пастушья пещера вверх по склону оказалась сухой и не занятой. Прикрывавший ее деревянный щит обвалился и сгнил, но пещерой все еще пользовались.
Мы натаскали чистой травы для постелей, завалили ветками дверь и вытянулись без сил. Миг спустя Хасан уже храпел. Мои мысли повращались секунду, прежде чем убаюкаться, и в ту секунду я понял, что из всех удовольствий — глотка холодной воды, когда жаждешь; спиртного, когда алчешь; секса; сигареты после многих дней без крошки табака — ни одно не может сравниться со сном.
Сон — это самое лучшее…
* * *
Я мог бы сказать, что если бы наша группа выбрала длинный путь от Ламии до Волоса — дорогу вдоль побережья, то все могло бы пойти совершенно по-другому и Фил мог бы жить и сегодня… Но я не могу реально судить о том, что произошло бы в этом случае. Даже сейчас, оглядываясь назад, я не могу с уверенностью сказать, как и что я изменил бы, если бы удалось проделать все вновь. Силы окончательного распада уже шагали гусиным шагом среди руин, подняв оружие…
Мы добрались до Волоса на следующий день и последовали дальше, перевалив гору Пелион, до Портарии. По другую сторону глубокого ущелья лежала Макриница.
Мы перебрались через ущелье и нашли остальных.
Фил довел их до Макриницы, попросил бутылку вина и экземпляр «Освобожденного Прометея» и просидел с ними до глубокого вечера.
Утром Диана нашла его уже остывшим, но с улыбкой на устах.
Я воздвиг погребальный костер среди кедров неподалеку от руин Епископи, потому что он не хотел быть преданным земле. Я умастил его ладаном, ароматическими травами, и костер получился вдвое выше человеческого роста. Ночью он возгорится, и я скажу последнее «прощай» еще одному другу. Оглядываясь назад, я вижу, что вся моя жизнь состояла, главным образом, из приходов и уходов близких людей. Я говорю: «Здравствуй». Я говорю: «Прощай». И лишь Земля пребывает вовеки…