Приключения Джерика (Нусинова) - страница 24

Я достала из кармана новый кусок сахара и сказала: «Пополам! Только по-честному. Вот досюда откуси, остальное мне оставь!» Джерик неосторожно сгрыз весь кусок, проглотил его и посмотрел на меня виноватыми глазами. «Ну как тебе не стыдно! – рассердилась я. – Ведь мы же договорились! Вот смотри, как надо», – я достала еще кусок сахара, откусила половину, остальное отдала Джерику, а он понимающе вильнул хвостом. Дело явно шло на лад. Ясно было, что Джерик усваивает команды не хуже Мухтара.

В этот момент я услышала обрывки разговора. «Вшестером в трех комнатах! Буржуи недорезанные! Еще и собаку взяли – места-то полно! Еще бы! Такой МЕТРАЖ! Одна семья в ОТДЕЛЬНОЙ квартире! Так мало им – они еще и вторую квартиру хотят. А мы все в КОММУНАЛКАХ теснимся. Дед-то ихний по отцу РЕПРЕССИРОВАН был. Известно за что! Уж там разберутся. Церемониться не будут. С ихней-то нацией! А что ж! Порядок тоже должен быть. Это теперь кавардак, а раньше порядок был. Раз и забрали. И сразу – УПЛОТНИЛИ. А то расположились! Это на что ж похоже! Баре какие нашлись! Вшестером в трех комнатах!» Я обернулась. На скамейке у подъезда сидели две тетеньки. Они жили в нашем доме и были известными сплетницами. Бабушка одну из них называла «Лошадь», потому что она была очень сильная, а другую – «Трамвайщица», потому что она работала вагоновожатой в трамвае и у нее была красивая форма. Лошадь была большая, а Трамвайщица маленькая. И они всегда сидели у подъезда, обсуждали всех жильцов и все про всех знали. Мама их называла «наши лавочницы». «Наташа, пойди сюда», – позвала меня Лошадь. Я взяла Джерика на поводок и подошла к скамейке. «Наташ, вот мы все думаем, ты кто же это получаешься?» – спросила меня Трамвайщица. «Я Натуля», – ответила я. «Нет, – сказала Лошадь. – Какой ты нации?» – «Я москвичка, – сказала я ВЕЖЛИВО, думая, что вот сейчас меня позовут домой делать уроки, а Джерик еще не до конца усвоил команду, и вообще я не понимаю, что они ко мне пристали и чего они от меня хотят, и мне почему-то уже очень надоели их вопросы. «Не-ет, – засмеялась Трамвайщица. – Вот мама-то у тебя русская. А папа-то у тебя еврей! Так ты кто же получаешься?» – «Мама не русская, – объяснила я ТЕРПЕЛИВО. – Она москвичка. И папа не еврей. Он тоже москвич. Мы все москвичи. И бабушка, и дедушка, и мы с Таней. И Джерик у нас москвич». – «Не-ет, – засмеялись тетки. – Москва – это город. А нация есть нация. Посмотри на себя! Вылитый отец! Обе вы с Танькой в еврейскую породу пошли!» – «Мы москвички», – сказала я и почувствовала, что сейчас заплачу, и еще почему-то почувствовала, что именно сейчас плакать никак нельзя. Я сдерживала слезы, а тетки хохотали и подталкивали друг друга, показывая на меня пальцами. И тут вдруг Джерик рванулся вперед и сделал ОХОТНИЧЬЮ СТОЙКУ. Он оскалился, зарычал, у него дыбом встала шерсть, он натянул поводок и кинулся на теток. Я с трудом удерживала его. «Уберите собаку! – закричали лавочницы. – Мы сейчас милиционера позовем! Пусть они его заберут! Развели тут собак! Порядочным людям покоя не дают!» От их крика Джерик залаял еще сильнее, и я испугалась, что сейчас он разорвет противных теток на части. «Осторожно, у него МЕРТВАЯ ХВАТКА! – сказала я испуганно. – Он не любит, когда кричат!» – «А ты нам не грози! – ответили сплетницы. – Сидишь тут, отдыхаешь после работы, никого не трогаешь, а тебя собаками травят! Вот для чего они собаку завели! Да еще с мертвой хваткой! Все сообщим, куда следует!» РАЗЪЯРЕННЫЙ фокстерьер резко рванулся вперед, тетки повернулись и со всех ног побежали к своим подъездам. А я тихонько погладила Джерика, чтобы он так не волновался, и быстро повела его домой – а то еще и правда милицию вызовут.