«Ну, тут уж ты, положим, глупости говоришь, – не выдержал дедушка. – Ты подумай сама:
«Али я тебя не холю?
Али ешь овса не вволю?
Али сбруя не красна?
Аль поводья не шелковы,
Не серебряны подковы,
Не злачены стремена?» –
и какой же это француз мог такое написать? Это только наш русский классик, Александр Сергеевич Пушкин. Чисто русская литература».
Дедушка ошибался. Как я узнала уже гораздо позже, это стихотворение Пушкин действительно перевел с французского. Его написал Проспер Мериме, оно называлось «Конь Фомы Второго» и было опубликовано в сборнике «Гюзла».
«Да, правда, – сказала я пристыженно. – Наверное, я что-то перепутала. Но все равно, Пушкин ведь не русский, а араб».
«Ну, хватит! – приказала бабушка, озираясь по сторонам. – Ты смотри, еще в школе это не скажи».
«Да сейчас уже можно, – успокоил дедушка. – Это после войны за космополитизм сажали. Тогда еще много было ошибок в строительстве социализма. А теперь времена свободные. КУЛЬТ ЛИЧНОСТИ разоблачен! А то, что она сегодня услышала от несознательных элементов, это типичные перегибы на местах, которые еще встречаются в нашем обществе. Но мы с этим будем решительно бороться!»
«Вот и боритесь, – сказала бабушка. – А вы идите уроки учить. Нечего тут разговоры разговаривать. И я с вами зря время трачу». И бабушка собралась уже, было, выйти из комнаты, но в этот момент я вспомнила про самое главное.
«Бабушка, подожди!» – «Ну что еще?» – бабушка обернулась на пороге. «А как ты думаешь, если бы дедушка Исаак и бабушка Хана не умерли, они бы нас с Танькой любили?» – «Ну о чем ты говоришь, – удивилась бабушка. – Конечно, любили бы! Еще как бы любили! Заботились бы о вас, беспокоились, учили бы вас, гордились бы вами, книжки бы вам читали!»
«Ну, тогда я их тоже люблю, – сказала я. – И я буду их защищать!»
«Еще чего придумала, – опять испугалась бабушка. – Защитница какая нашлась! Им ты уже не поможешь, а себе навредишь. Не лезь, куда не следует, – больше толку будет. Ой, да что ж это делается! Третий час уже, а у меня до сих пор обед не приготовлен!» И бабушка ушла на кухню.
Таня вернулась за пианино – ей задали разучить новую пьеску, дедушка пошел читать газеты, а я опять села на ковер, обняла Джерика за рыжую голову, прижалась к нему и сказала: «Джеринька, голубчик ты мой! Джереле, херцеле! Пожалуйста, не уходи от нас никогда! Ведь ты теперь наша собака!»
И он лизнул меня в щеку розовым языком.
Так Джерик стал НАШЕЙ СОБАКОЙ.