– Гоша, стой! Остановись, Георгий! – голос смешался с трамвайным перезвоном. – Не уходи, Гошенька!
Он все же услышал ее и остановился. Задыхаясь, она добежала до него и начала падать. В последний момент он успел подхватить ее одной рукой, сообразив, что она не поскользнулась.
Светящихся окон Катя уже не видела, но с облегчением услышала скрежет закрывающихся дверей. Трамвай тронулся с остановки, обиженно звякнув на прощание. Прижав к себе обмякшее тело, Георгий поднял свободную руку, пытаясь остановить машину.
Она пришла в себя на заднем сидении. Затылок горел, виски сжало тисками, слезы катились по щекам. Бледный и сосредоточенный Георгий сидел рядом, глядя в затылок водителя.
– Гоша… – Он повернул голову. – Ты не бросишь меня?
Георгий не ответил, вновь отвернувшись от нее.
Дома ей сразу стало легче. Дыхание восстановилось. Тиски ослабли. Она разделась в прихожей, а Георгий, расстегнув пуговицы, прошел на кухню в пальто. Он сидел на диване, откинув голову к стене и закрыв глаза. Изможденное лицо прорезали глубокие морщины. Побелевшие губы подергивались. Катя еще никогда не видела его таким. Она бросилась к холодильнику и достала кастрюлю с куриным бульоном, сваренным вчера на всякий случай.
– Я сейчас, потерпи, – торопилась она. – Хочешь овсянку на молоке?
– Я, наверное, пойду. Довез тебя, ты в порядке… – встрепенулся он, открыв мутные глаза.
– Георгий, может, хватит? Куда ты собрался в таком состоянии? Ты же рухнешь у подъезда. И вообще, что с тобой? Ты разлюбил меня? Так скажи прямо, не юли.
Он глухо хохотнул, окинув ее оживившимся взглядом.
– Разлюбил? Я? Ну и шутки у тебя. – Он поднялся и приблизился к ней. – Это ты меня разлюбила. Ругаешься, кричишь, злишься.
– А как прикажешь мне вести себя, если всех знакомых и незнакомых ты охватил своим вниманием? Только на меня нет времени. Что, по-твоему, я должна думать? Сочинил сказку Ленка увлеклась историей! Да она отродясь ничем таким не интересовалась. Кстати, по какой же теме она заказала тебе книжки?
– Наполеоновские войны. Лена хотела узнать о соратниках Бонапарта, что и было исполнено. Про Мюрата, Лефевра, Даву кое-что интересное нарыл.
Катю безумно интересовала вся эта историческая интрига, но от расспросов она воздержалась. Георгий наконец-то был рядом, землисто-серый, несчастный, измученный болью, такой родной, такой любимый, единственный… Сердце сжалось от страха, что она могла больше не увидеть его. Она обняла его, коснувшись губами бородки.
– Гошка, что мы творим? У нас и без того времени в обрез, а мы так бездарно его тратим. Когда тебе уезжать?