Моё чужое имя (Уланова) - страница 48

Кира вдруг изменилась в лице — из оживленно-негодующего лицо ее сразу стало трогательно-сочувствующим. Она подбежала к Жене, села рядом и крепко-крепко обняла подругу.

— Женечка, я же знаю, какое у тебя горе. Ты прости, я на похороны приехать не смогла, но как только с делами расплевалась — сразу к тебе. Ой, Женька, бедная моя, как же тебе плохо сейчас, наверное.

— Да, мне плохо… — прошептала Женя и почувствовала, как по щекам катятся слезы.

Парадокс — на похоронах, почему — то принято жалеть умершего, которому в принципе, уже все равно. И мало кто всерьез задумывается насколько плохо в этот момент родным. А Жене было плохо. Вдвойне плохо оттого, что она считала верхом эгоизма жалеть себя на похоронах сестры. Посторонние сочувствовали ей только для проформы, на словах, а близкие… Мама даже не приехала. Для мамы Катя всегда была младшенькой, непутевой, с неустроенной судьбой. Катькины успехи в карьере в расчет не брались, главное — ей аж двадцать семь, а она до сих пор не замужем. Для мамы, которая в двадцать три имела двоих детей, это было за гранью понимания. Конечно, Катю мама всегда жалела и, может, даже любила больше, а новость, которую со слоновьей тактичностью преподнес ей Сережа, выбила ее из колеи. Мама, конечно, слегла и полностью ушла в свои переживания, напрочь забыв, что есть еще старшая дочка, которой тоже сейчас несладко.

Сережа любит Катьку. Как друга и просто человека, разумеется. Всегда любил и сейчас любит. Но предпочитает свои переживания держать в себе и страдать в одиночку. Он даже мысли не допускает, что кому-то может быть хуже, чем ему.

Вот и вышло так, что только подруга, с которой Женя не виделась два года — единственная, кто пожалел ее, а не Катю. Единственная, кто объяснил, что жалеть себя она имеет полное право.

С Кирой Женя когда-то училась на одном факультете, на той почве и сдружились, хотя сейчас даже созванивались редко. Так уж вышло. Жизнь у Киры была неспокойной. Еще на последних курсах она вышла замуж, причем, как тогда казалось Женьке, неудачно. Муж ее был приезжим, в Москве снимал комнату, занимался каким-то непонятным бизнесом. Пятый курс Кира с ними не училась — неожиданно исчезла, говорили, что уехала домой, в Тамбов. Через полтора года снова появилась: как ни в чем не бывало, позвонила Жене поздно вечером, и около часа они щебетали о всякой ерунде. Напоследок подруга попросила денег в долг — ее мужа, оказывается, посадили, а она в Москве, с годовалым ребенком на руках. Еще через год муж вышел. Женя не вникала, каким образом, но после дефолта девяносто восьмого Кирин муж как-то здорово поднялся, и с тех пор дела его шли только по возрастающей. Кира с мужем и детьми переехала из плохонькой «улучшенки» в центр Москвы, потом и вовсе перебралась в миленький домик на Рублевском шоссе. Когда Женя видела подругу два года назад, та рассекала на ярко-красном «Мерседесе» последней модели.