С полминуты они обалдело смотрели друг на друга в темноте комнаты, словно не понимали, что, собственно говоря, произошло… Обнорский очнулся первым.
– Вот это да, – сказал он и глупо улыбнулся. – Ну ни фига ж себе…
(Андрей, надо сказать, особо большим тактом никогда не отличался, сказывалось все-таки долгое пребывание в армии. Бесчувственным чурбаном он, конечно, не был, но часто мог сказануть что-нибудь этакое… Ну не совсем уместное, что ли…)
Поспелова от его слов дернулась, попыталась прикрыться перекрученным в жгут одеялом.
– Боже мой… Что это? Как же я?.. О Господи…
Обнорский закрыться ей не дал – навалился всем телом, схватил за руки и снова начал целовать с какой-то запредельной, сводящей его самого с ума нежностью.
– Нет, нет, не надо, Андрюша, не надо, – исступленно шептала Лида, видимо, вступив в антагонистическое противоречие с собственным телом, потому что ее руки говорили обратное – они словно сами по себе гладили Серегина по спине, а ноги разошлись в стороны и согнулись в коленях…
А потом снова случился провал во времени и пространстве, и когда они вернулись в реальность, то оказалось, что Лида лежит на животе, уткнувшись лицом в мокрую подушку, а Андрей закрывает ее сверху, целуя в затылок, в то самое место, где заканчивались пушистые завитки светлых волос… Обнорский осторожно скатился с нее, лег рядом и притянул Лиду к себе. Она всхлипнула и открыла глаза.
– Ты, наверное, думаешь, что я блядь? Да? Что я с каждым могу вот так вот – сразу… Да?
– Лидушка… Ну что ты мелешь… Что ты мелешь, хорошая моя… – Андрей стиснул ее крепко-крепко, до хруста, и снова начал целовать. – Ну что ты, Лидушка…
Его грубоватые утешения частично помогли – она обмякла в его руках, но все равно продолжала бормотать сквозь всхлипы:
– Не думай обо мне плохо… Пожалуйста… Я… я совсем не такая… Я…
– Ну конечно, не такая… – Андрей погладил ее по волосам. – Ну что ты? Почему я о тебе плохо думать должен? Зачем же ты меня-то раньше времени в сволочи записываешь? Лидушка, нежная моя…
Потом они снова начали целоваться – нежно, страстно и до исступления долго, а потом… Ну что может случиться после нежных, и страстных, и долгих поцелуев голой женщины и голого мужчины, лежащих, заметим, при этом в постели? Ежику понятно что. Вот оно и случилось, и при этом сознание у них уже не отключалось…
Ненадолго оторваться друг от друга они смогли лишь в четвертом часу ночи. Лида, покачиваясь, как пьяная, добрела до кухни, взяла там пепельницу, сигареты, бутылку минеральной воды и вернулась обратно. Когда они наконец закурили, было четыре часа утра. Курили молча. С первыми затяжками перед глазами Обнорского вновь появился окровавленный Женькин труп, а Лида, видимо, почувствовав, что мысли Андрея ушли к чему-то очень тяжелому и страшному, тихо лежала рядом, поглаживала его по плечу.