– Что же вы делаете в охране?
– Руковожу. Это мое агентство, семейный бизнес, так сказать. Досталось мне по наследству.
Он рассмеялся.
– Ничего себе наследство! Как же вы управляетесь с ним? Вы такая… женственная!
Я почувствовала, как загорелись уши, и, пытаясь скрыть смущение, спросила:
– А что вы делаете в «Магнолии»?
– Оформляю торговый зал. Я больше оформитель, чем художник. Хотя по старой памяти могу еще что-то изобразить. Хотите, позову вас, когда закончу?
– Хочу!
Он кивнул, улыбнулся и встал. Мы обменялись рукопожатием. Я смотрела ему вслед, у «Магнолии» он обернулся и помахал мне. Я помахала в ответ. Фотография Лары осталась лежать на столе, полуприкрытая моей сумочкой.
Ну что вам сказать? Он мне понравился. Спокойный, сдержанный, умный… Интересно, какой он художник. Наша встреча оставила у меня легкое чувство недоумения – зачем он меня позвал? От одиночества?
Бесшабашная Лариска Куровицкая и художник-оформитель Андрейченко рядом явно не смотрелись. Вениамин Андрейченко… Тут я сообразила, что его зовут так же, как мужа Галки. Но муж Галки был Веником или Венькой, вечным пацаном, а художник был Вениамином, и имена эти были такими же разными, как они сами.
Я сидела в парке и думала. Вспоминала его слова. Шарф как орудие убийства. Возможно, женщина? А почему работал телевизор? Почему он выключил свет в комнате и оставил в прихожей? Машинально? Уходя, протянул руку и щелкнул кнопкой? Тогда непонятно, почему он оставил свет в прихожей. Ему нужно было выскользнуть из квартиры незаметно, он стоял за дверью, прислушиваясь к звукам на лестничной площадке, потом осторожно открыл дверь… Я бы выключила.
Кем он приходился Ларисе? Он или она? Может, это ее любовник? Тот, который снял квартиру? Он сказал, Лариса впустила убийцу сама… Она пришла домой около одиннадцати, одна, значит, убийца пришел позже, они были знакомы, и она открыла ему… Она ему открыла, они перебросились парой слов, она повернулась и пошла вперед, а он шел сзади. Она вошла в комнату, и тут он накинул шарф… Она осталась лежать у двери, а он, возможно, даже не вошел в комнату… Поэтому телевизор продолжал работать…
Собиралась замуж… Видимо, собиралась, раз подала на развод. Ее друга не было в городе всю неделю. Надеюсь, у него есть алиби. И вообще, я давно уже не общалась с Леонидом Максимовичем…
И еще. Художник говорил о Ларисе как о живой. Убийство жены он воспринял без надрыва, скорее, с печалью. Сказал: «Эта история – просто дичь какая-то». Что бы это значило? Равнодушие? Не похоже – он вспоминал их совместную жизнь с теплом и ностальгией. Мне показалось, работающий телевизор, который уже некому было смотреть, поразил его больше, чем убийство. Что это – творческая натура? Или сознание цепляется за всякую мелочь, чтобы отвлечься от кошмара?..