– Я был третьим сыном в семье, и мне, как младшему отпрыску, предстояло принять постриг, однако – на все воля Божья – мои старшие братья погибли, сражаясь на стороне герцога Йоркского в битве при Сэнт-Ольбансе. Отныне мне предстояло продлить род Селденов, ибо род мой, да будет вам известно, своей древностью восходит еще к саксонским королям. И вот, когда я остался последним Селденом, меня отправили ко двору Джона Ховарда, графа Суррея. Тогда я еще совсем не владел оружием, и вскоре это стало предметом насмешек моих сверстников – они-то весьма умело упражнялись с оружием. Тем не менее я не затерялся среди них, ибо вскоре многие знатные особы обратили на меня внимание из-за моего голоса.
Увы, трудно поверить, но, заверяю вас, до того как меч противника повредил какую-то связку в моей глотке, я не знал себе равных в искусстве пения. Потому-то и пожелала взять меня в пажи леди Ховард, графиня Суррей. С тех пор я часто услаждал песнями саму графиню, ее придворных дам и гостей. Вскоре я стал любимцем леди Ховард, но не мог забыть колкостей сверстников и все свободное время проводил в фехтовальном зале замка Ховардов, Стоук-Нейланде. Признаюсь, я кое-чего добился своим упорством, и вскоре граф Суррей заметил меня, сделав своим оруженосцем.
Меня ожидало прекрасное будущее! Я был в чести у графской семьи, был молод, хорош собой, имел прекрасный голос, располагавший ко мне сердца. Ко мне благоволили, и, возможно, я чересчур занесся тогда. Ибо стал добиваться благосклонности, ни много ни мало, старшей дочери графа – юной Джудит Ховард. Признаюсь – в нее трудно было не влюбиться. Придворные поэты сравнивали ее с небесным ангелом, рыцари теснились вокруг нее, заискивали, добивались внимания. Я же, как певец графини и верный оруженосец графа, мог чаще других встречаться с леди Джудит и, должен сознаться, всячески добивался этих встреч. Вообще-то я был изрядный повеса, но в присутствии юной Джудит немел, безропотно сносил ее насмешки и лепетал что-то несуразное в ответ. Спасало меня только умение петь. В свои баллады и лэ72 я вкладывал всю душу, и, сколько бы ни было у меня слушателей, мой голос звучал лишь для нее одной. А Джудит хитро кокетничала со мной, заставляя безумно ревновать, уделяя немало внимания другим, более знатным рыцарям.
Я же страдал. Порой впадал в меланхолию: кто я рядом с дочерью могущественного графа Суррея? Мои мечты казались несбыточными, и все же я имел дерзость признаться Джудит в любви. Случайно застав ее в саду, я упал перед ней на колени и умолял стать моей женой. Она выслушала меня сдержанно и серьезно. А я, как безумный, упрашивал ее, твердя, что она не унизит себя этим браком, ибо род мой благороден и по чистоте крови не уступит Ховардам, так как корнями восходит к саксонским королям, при которых эрингтонские таны были не менее могущественны, чем Ховарды при Плантагенетах. Скорее всего, я тогда чересчур увлекся, ибо леди Джудит внезапно изменилась в лице и едко сказала, что я должен снизойти до того, чтобы просить ее руки у отца, а уж она во всем будет послушна воле родителя.