Голос ее звучал властно и сухо, и этих высокомерных ноток Филипу еще не доводилось слышать.
– Хорошо, миледи, – ответил он с почтительным поклоном. – Вся семья рыбака отправилась к мессе в ближайшую церковь, но, если вам угодно, я съезжу и потороплю их.
Он ускакал, а Анна, пошатываясь, побрела к воде. Ее ноги по щиколотку уходили в белесый песок дюн. На берег накатывались волны, вынося ракушки и гирлянды морской травы. Рыбачьи суденышки, распустив косые паруса, уходили в открытое море. Вода отсвечивала, будто снятое молоко.
«Я не дам ему повода насмехаться надо мной, – думала Анна. – Он не найдет во мне прежней восторженной девчонки, млеющей от любого его взгляда. Я дам ему сполна ощутить разницу между нами, невзирая на то, что, в конце концов, обязана ему жизнью».
Сердце ее глухо толкалось в груди. Из головы не выходил тот поцелуй во время бури, их единственный поцелуй. Разве мог так целовать ее человек, сердце которого холодно? Анна встряхнула головой. «Так же он некогда целовал и других… Королеву, свою жену и ту шлюху с кастаньетами…»
Она подумала, что хорошо, раз между ними ничего не произошло. Разве было бы лучше, если бы он овладел ею не любя? А потом отвез к отцу, опозоренную, обесчещенную. Тогда бы Делатель Королей проклял ее!
И все же душа ее продолжала болеть и томиться, уязвленная гордость жгла раскаленным углем. Ведь она первая, забыв о чести, сделала шаг навстречу и в ответ получила оплеуху!..
– Лучше бы я умерла! – стонала она, раскачиваясь и пряча лицо в ладонях.
Анна довольно долго просидела у моря, пока ее не отыскали старая Матюрина и ее невестка Жискетта, некрасивая, располневшая женщина с волосатой, как у мужчины, верхней губой. Говорила она почти басом и поминутно ссорилась со свекровью, но, похоже, при всем том они души друг в друге не чаяли.
Женщины отвели Анну в хижину, где их поджидали старый рыбак, высокий, совершенно лысый и сухой, как зимний куст, и его внук. Мальчик был рослым и хорошо сложенным, но при взгляде на него Анна невольно отвела глаза. Лицо и шея парнишки были изъедены золотухой, покрыты гноящимися рубцами и сине-багровыми пятнами.
Женщины одели Анну в широкую юбку из некрашеной домотканой шерсти и корсаж на шнуровке. Голову покрыли платком, так туго затянув его под подбородком, что лицо девушки стало казаться треугольным. Затем ее угостили сочным печеным крабом, показавшимся Анне невообразимо вкусным.
После еды и сна, когда она сидела на скамье у порога, к ней подошел Майсгрейв. Смысл его слов сводился к тому, что эта хижина – неподходящее пристанище для знатной леди и было бы лучше перебраться к местному священнику в его добротное каменное жилище, где есть несколько человек прислуги.