— Кто говорит обратное? Если я сказала «мы», то только потому, что надеюсь когда-нибудь вернуться сюда вместе с Луи Шарлем. Мне очень нравится аббат Николя, он сама доброта. И потом ведь это он нас повенчал.
Горечь пополам с печалью охватила Артура. Он начал понимать, что отныне для Элизабет главным будет только муж и все то, что так или иначе имеет к нему отношение. Почувствовав, что на глаза наворачиваются слезы, он отвернулся к окну кареты и увидел подпрыгивающий хвост и круп Роллона, который скакал рядом с кучером. Кто бы мог подумать, что еще совсем недавно он так радовался путешествию наедине с Элизабет! А теперь он испытывал отчаянное желание оказаться верхом на коне, подставить голову влажному ветру и мягко покачиваться в седле в такт движению лошади. Желание было настолько непреодолимым, что он не стал сопротивляться. Он открыл стекло, высунул голову и приказал кучеру остановиться. Одновременно остановились и оба всадника.
— Что случилось? — спросил Гийом.
— Ничего... Я просто не могу путешествовать в закрытой коробке. Я там задыхаюсь!
— Я могу занять ваше место, если хотите, — слишком поспешно предложил Гимар. — Я верну вам вашего коня.
— Нет, — торопливо вмешался Тремэн, не сводя глаз с искаженного лица сына. — Я сам с ним поменяюсь.
Суровые черты лица подростка осветились гордостью и радостью.
— Вы дадите мне Сахиба?
— Без колебаний. Разница лишь в том, что ты легче меня. Ему это наверняка понравится.
— Но вы же тоже не любите ездить в карете.
Гийом улыбнулся, переводя взгляд с Артура на Элизабет, сидевшую с закрытыми глазами. Ее даже не заинтересовала причина остановки.
— Путь не так далек Но этого, возможно, хватило бы, чтобы превратить тебя в ипохондрика. Все, спешиваемся! — добавил он, перенося ногу через луку седла. И потом, понизив голос так, чтобы его слышал лишь Артур, он сказал:
— Пришло время нам с госпожой герцогиней поговорить по душам.
За четыре дня до Рождества мадемуазель Анн-Мари Леусуа решила, что пришло время забыть о своей природной сдержанности и вмешаться в дела других людей. И не просто каких-то людей, а тех, кого она любила, как своих детей, которых она была лишена из-за своего упорного целибата. Этот приступ необычной для нее нескромности даме пришлось приправить огромной ложью. Она объявила Элизабет, что ей необходимо съездить в Висель, чтобы навестить одну из своих старинных подруг, которая, как передал ей доктор Анбрюн, чувствовала себя неважно и желала повидать Анн-Мари.
Несколько встревоженная тем, что мадемуазель Леусуа одна отправится в такую поездку в разгар зимы, Элизабет вызвалась сопровождать ее.