— Не вижу разницы.
— Все просто: я не хочу, чтобы вы вернулись домой и сговорились со всеми остальными. Поэтому вы проведете ночь здесь, чтобы не помешать моему расследованию. Я должен сам во всем разобраться... И я не советую вам сопротивляться! Вы только усугубите ваше положение. Потом, когда я все узнаю, я приму решение.
— Я не намерен сопротивляться. Но вам все-таки следовало бы проявить больше осторожности и узнать мнение вашего начальства. Меня очень хорошо знают в этих местах.
— Я знаю об этом, но это не значит, что вам не в чем себя упрекнуть.
Капрал потряс колокольчик. Практически тут же появились два жандарма, и Гийом, несмотря на его протесты, вскоре оказался в маленькой комнатке с голыми стенами и единственным узеньким зарешеченным окошком. В ней была лишь перегородка, за которой обычно запирали тех, кто воровал кур, или же других мерзавцев.
Гийом провел в ней несколько самых трудных часов своей жизни. На смену ошеломлению от того, что с ним обошлись настолько бесцеремонно и с таким презрением к правам человека, пришла бурлящая ярость, от которой у него сразу пропало желание спать. И гнев не оставлял его до глубокой ночи. К нему постепенно примешивалось смутное чувство тревоги: упрямство почти безумной женщины в сочетании со скудоумием функционера, желающего выслужиться, могут поставить под угрозу все то, что он создавал всю жизнь, и, возможно, даже привести к его смерти. В какое-то мгновение в тягостной тишине камеры Гийом впал в отчаяние, поверил, что удача отвернулась от него, что теплый и прочный мир вокруг него рухнул. «Должно быть, я старею, — подумал он. — Если я не смогу больше никому верить и перестану доверять самому себе, это значит, что моя броня уже не такая прочная и я стал уязвимым».
Но хуже всего была, пожалуй, ненависть, горькая, отвратительная, отравляющая ему душу, по отношению к женщине, виновной в его падении. Она прилепилась, словно раковая опухоль, к внутренностям его дома, с невиданной настойчивостью продолжая разрушать все вокруг и удовлетворяя свою потребность в мести. Если он выйдет отсюда, пусть Лорна более не ждет от него подарков: он вырвет ее из дома «Тринадцать ветров». Даже силой, если потребуется! Больше никакой жалости, никаких отсрочек! У нее будет кров, будут средства для жизни, но впредь ноги мисс Лорны Тримейн не будет в его поместье. Даже если дело кончится огромным скандалом!
Тремэн предавался этим размышлениям, когда перед жандармерией вдруг послышался шум, напоминающий морской прилив. До него смутно доносились голоса, а потом раздался грохот отпираемых замков и отодвигаемых засовов. Дверь неожиданно распахнулась. На пороге появился растерянный жандарм: