— Странно, не правда ли? И все же нам всем кажется, что она думает только о своем несчастном мальчике. У меня такое ощущение, будто Флора считает, что ни ее сыновья, ни ее муж в ней более не нуждаются, а вот Арман заблудился во тьме и все время зовет ее.
— А ты? Разве это повод посвятить ей всю свою жизнь? Мне отлично известно, что ты ее любишь, но ты почти не бываешь здесь, не живешь в своем доме, и твоя экономка уже подумывает от тебя уйти. Что же будет с тобой, когда подойдет к концу жизнь госпожи де Бугенвиль?
— Не знаю, что тебе ответить. Одно я знаю наверняка: я хочу быть с ней как можно дольше. Но потом...
Жест, которым Жозеф сопроводил последнее слово, позволял предположить что угодно, и Гийом нахмурился.
— Надеюсь, ты не собираешься пустить себе пулю в лоб на ее могиле? — иронично заметил он. — Это будет оскорблением для адмирала и для памяти этой восхитительной женщины. Не говоря уже о смехотворности такого поступка!
— Ненужная неразбериха, не так ли? Вот ты сейчас так красиво говоришь, но ты и сам наделал дел: твоя жизнь — далеко не пример благоразумия...
Тремэн охотно с этим согласился, признав даже, что людям трудно бороться с сюрпризами судьбы и особенно с порывами своего сердца.
— Я понимаю, что не мне читать тебе нотации, — произнес Гийом. — Моя любовь к Милашке-Мари, возможно, убила Аньес. А из-за нескольких часов заблуждений я потерял женщину, которую люблю, единственную, которая могла помочь мне забыть Мари... Ладно, поступай как знаешь, но все же вспоминай иногда, что у тебя здесь есть друзья, которым ты дорог!
На этом они расстались, не зная наверняка, когда же произойдет следующая встреча. Рано утром Жозеф Эн- гуль уезжал из Шербура на дилижансе. Гийом собирался ночевать в городе: ему предстояла встреча с мэром Пьером-Жозефом Делавилем. Поэтому он вернулся в старинную гостиницу «Герцоги Нормандские», переименованную в «Вильгельма Завоевателя», к которой он привык. Было уже поздно, но улицы, по-новому освещенные фонарями благодаря доктору Делавилю — отличным мэром он оказался! — оставались оживленными из-за больших строек, начатых Бонапартом.
В самом деле, одержимый идеей «чудес Египта», его циклопическими монументами и особенно искусственным озером Мёрис, расположенным на сорок пять метров выше уровня Средиземного моря, Бонапарт распорядился начать «работы фараонов», чтобы превратить то, что раньше называли «Королевским лугом», в последовательность водоемов и шлюзов, которые должны быть завершены большой дамбой. На строительстве трудились рабочие и солдаты двух полков. Все эти люди создавали в городе постоянное движение, к которому в этот день добавилось и всеобщее оживление из-за прибытия в порт американского корабля «Делавэр», чей звездно-полосатый флаг весело реял посередине рейда. Это судно доставило хлопок для недавно появившихся в этих местах прядильных фабрик: одна была расположена между Валонью и Негревилем и две — в Валь-де-Сер. Тремэн высоко ценил эти новинки, поскольку он всегда радел за развитие Котантена. Поэтому ему и предстояло встретиться у мэра с Филиппом Фонтенилла, владельцем прядильной фабрики, и обсудить вопрос о совместном использовании склада.