— Это не мой слушай. Мне просто не хотелось спать.
— Какое удачное совпадение! Я хотел поговорить с вами без свидетелей, но не смел побеспокоить вас. Не хотите ли присесть на скамью? Ни один любитель ночных прогулок нас там не увидит.
— Ну, что ж, давайте присядем.
Несколько минут мужчины курили молча. Гийом пытался подобрать слова для начала разговора. Наконец он решился:
— Я хотел поговорить с вами о моей дочери, Класи.
— Я предпочитаю, чтобы вы называли меня Гимаром.
— Не в этом случае: я обращаюсь к дворянину, а не к полицейскому. Я хочу попросить вас об огромной услуге. Речь идет об очень серьезном деле, поэтому мне хотелось бы быть уверенным в том, что вы сразу же забудете мои слова, если не сможете мне оказать эту услугу. Я не хочу приносить несчастье невиновным...
— Даю вам слово! — серьезно ответил молодой человек.
— Слушайте. Элизабет ни под каким предлогом не желает возвращаться домой. Я должен объяснить вам, почему. Она не жила там в то время, когда встретила принца и решила последовать за ним.
Гийом не любил долгие разговоры. Он умел в нескольких словах передать главное, поэтому ему понадобилось немного времени — ровно на одну выкуренную трубку — для того, чтобы объяснить Гимару положение дел в доме «Тринадцать ветров».
— Вы понимаете, — закончил Гийом, — что я сейчас не в том положении, чтобы чего-то требовать от Элизабет. А она не хочет ехать ни к кому из наших друзей. Я знаю еще одно решение этого вопроса, но для этого мне потребуется терпение. А Элизабет хочет поехать к своим друзьям.
— Где они живут?
— Я вам скажу об этом чуть позже. Мне нужно сначала услышать ваш ответ.
— Все достаточно справедливо, но должны ли вы действительно подчиняться абсолютно всем требованиям? В конце концов, если вы совершили ошибку — для мужчины вполне простительную, — ваша дочь совершила ошибку куда более серьезную. Ей всего лишь шестнадцать лет...
— Я знаю, но более не чувствую себя вправе влиять на ее судьбу.
Гийом замолчал, сделал глубокий вдох, словно собирался нырнуть. Все решится в следующее мгновение.
Ему оставалось только молить Бога поразить его немотой в том случае, если он совершает огромную глупость.
— Мне это стало известно совсем недавно, — заговорил он, — но от этого ситуация не стала поправимой. Элизабет и... беглец поженились.
— А!
Чего же боялся Гийом? Взрыва ярости? Упреков или другой реакции, вызванной глубоким разочарованием? Он услышал только глубокий вздох и слова Виктора Гимара:
— Не думаю, что вы давали на это свое согласие.
— По-моему, я сказал вам, что сам только что узнал об этом? Разве это что-то меняет?