Пир в замке тем временем продолжался. Столы ломились от еды. Хлеб подавали белый (из трижды просеянной муки) и ржаной. Черный хлеб использовался в качестве тренчеров – «тарелок»: ковригу резали на ломти, посредине делали небольшое углубление и клали туда мясо или рыбу. Лежали на столе и украшенные листьями самшита сладкие имбирные коврижки из смешанных с медом хлебных крошек, сдобренных специями.
Особенно много было домашней птицы, хотя она и считалась привилегией исключительно столов королей и знати. Присутствовало даже традиционно рождественское блюдо – студень из кабаньей головы. Куски поджаренной оленины соседствовали с мясными пирогами, красиво украшенными тушками павлинов с хвостами веером, запеченными на вертеле молодыми цаплями, перепелами в тесте и мясом дрофы под соусом. Для подобных пиров дроф специально откармливали до двадцати пяти фунтов.
Изобиловала на столах и рыба: жареная, соленая, маринованная (в основном сельдь), а также считавшиеся большой роскошью лосось, карпы, крабы и лобстеры. К блюдам из рыбы подавались всевозможные соусы. Так, замковый повар-француз персонально для Генриха фон Плоцке готовил его любимый соус на основе поджаренной петрушки. На столах стояли даже плошки с очень дорогим бальзамическим уксусом[83], что лишний раз подчеркивало высокий статус, щедрость и богатство устроителя турнира.
Монастырская кухня не должна была грешить разнообразием и изысканностью блюд, но тевтонцы, как известно, церковные каноны соблюдали не особо строго. Напротив, командный состав ордена держал при замке опытных кухмистеров, создававших для них истинные шедевры кулинарного искусства. Не каждый король мог позволить себе то разнообразие блюд, которым отличались пиршественные столы тевтонцев. Эту скверную привычку – чрезмерное потакание прихотям своих утроб – рыцари Тевтонского ордена переняли у тамплиеров[84], в итоге наказанных Богом за то, что превратились постепенно в торговцев и ростовщиков, забыв свои клятвы.
Если дорогими одеждами тевтонцы могли покрасоваться только на турнирах, то во время братских застолий они не отказывали себе ни в чем. Наверное, возмещали таким образом лишения Крестовых походов, когда приходилось довольствоваться подчас лишь черствой лепешкой да кружкой затхлой стоялой воды, ценившимися в пустыне на вес золота.
У входа в зал вернувшемуся на пир Генриху фон Плоцке попался под ноги пес, и он злобно пнул его. Пес сначала оскалился и зарычал, но, чутко «унюхав» состояние главного господина, поджал хвост и предпочел убраться от греха подальше. Забыв обиду, он присоединился к своим сородичам, привычно промышлявшим сбрасываемыми им прямо на пол костями и прочими вкусными огрызками.