Лаура просто понять не могла поведения Барбары.
— Как же она не призналась Джованни в том, что беременна? — недоуменно спрашивала итальянка.
— Думаю, Барбара просто не хотела лишнего шума, — отвечала Мелисса. — Она ведь знала, что Джованни станет настаивать на заключении брака. А Барбара ни о какой свадьбе даже слышать не желала. Семейная жизнь всегда внушала ей глубокое отвращение. Дескать, брак ограничивает свободу женщины и все такое прочее. Так что ничего она Джованни не сказала. Уехала себе в Штаты и родила меня.
Молодая женщина говорила тихо, не поднимая глаз. Но, даже не глядя на отца, она всем своим существом чувствовала его боль — ведь и сама изведала ее в полной мере. Ее мать бездумно отняла у них обоих шанс узнать и полюбить друг друга…
— Может, оно и хорошо, что так все вышло, — еле слышно докончила Мелисса, посмотрев на хозяйку дома. — Ведь в противном случае Джованни, чего доброго, и впрямь женился бы на Барбаре… и был бы несчастен всю жизнь. Из моей матери хорошей жены не получилось бы…
— Зато у Джованни были бы дети, — так же тихо ответила Лаура. В глазах ее стояли слезы.
— Лаура, мне нужна ты и только ты! С детьми или без детей, но только ты одна!
Джованни завладел рукою жены и крепко стиснул ее тонкие пальцы. Мелисса чувствовала, как сильна любовь, удерживающая супругов вместе, помогающая выстоять в борьбе с общим горем. Какое это счастье, когда тебя так любят, непроизвольно подумала она.
Нет! Надо гнать эти мысли!
Что за горькая ирония судьбы: ее, Мелиссу, угораздило родиться у женщины, напрочь лишенной материнских инстинктов. А вот Лаура готова на все ради ребенка, которого у нее все нет и нет. Мелисса мысленно вознесла короткую молитву о том, чтобы заветное желание ее мачехи наконец-то сбылось. Краткий курс лечения, пройденный в Лондоне, вроде бы дал обнадеживающие результаты…
Что за благородное, великодушное сердце у Лауры, благодарно думала Мелисса. Она имела полное право возненавидеть меня с первой же минуты, а вместо этого приветила словно родную… Ах, если бы Джованни с самого начала положился на доброту и понимание жены и не стал бы скрывать от нее дочь, тогда бы, о, тогда бы ничего ужасно не случилось. Лаура бы не заподозрила самого худшего и не позвала на помощь брата…
И тут в голову Мелиссы пришла новая мысль — еще более мучительная и горькая.
А что было бы, если бы Джованни сразу ввел ее в свою семью, как только они вдвоем прибыли в Рим? Привез бы в свой дом, познакомил с Лаурой… и с ее братом? Перед внутренним взором молодой женщины тут же возникла картина: Луиджи приходит повидать сестру, и ему официально представляют новообретенную дочь Джованни, и он с самого начала знает, кто она… Боже, как мучительно об этом думать!