, f
>13 и 33, которые меняли в 6:2 слово «плотник» на «сын плотника», наконец, Оригена могла просто подвести память. В любом случае, учитывая, что модификация относится ко II веку — иными словами, в точности к тому времени, когда социальный статус Иисуса оказался предметом обсуждения — можно предположить, что перемена текста была обусловлена именно апологетическими причинами
[535].
Другой пример — видоизменение Мк 1:41[536]. Во всех греческих рукописях за исключением Кодекса Безы, Иисус с симпатией откликается на просьбу прокаженного: «Иисус, умилосердившись над ним, простер руку, коснулся его». В Кодексе же D и еще нескольких старолатинских рукописях симпатия Иисуса заменена на гнев: «и рассердившись на него, он простер руку…»
Это чтение, разумеется, не принадлежит к числу надежно зафиксированных, и по этой причине его год за годом исключают из критических изданий и коммментариев[537]. Но в этом случае нужно решить сложный вопрос, связанный с передачей текста. Если древнейший вариант говорил, что Иисус исцелил беднягу, будучи движим состраданием, то с какой стати писцу было менять милость на гнев? Но если в Евангелии исходно было упоминание о том, что Иисус рассердился, переписчики могли счесть это оскорбительным и изменить текст. Более того, сделать это они могли не столько из общих соображений, сколько из страха, как бы языческие критики, подобно Цельсу, читавшие и перечитывавшие Евангелия в поисках того, что можно было вменить в вину божественному основателю христианской религии, не нашли в Мк 1:41 дополнительного яда для смазывания своих стрел.
Есть и другой довод в пользу того, что текст исходно содержал упоминание о том, что Иисус впал в раздражение, когда к нему обратился прокаженный. Здесь уместно будет вспомнить, что переписчики дошедших до нас рукописей не копировали Евангелие от Марка с оригинала. Строго говоря, древнейшие дошедшие до нас копии этого текста были сделаны Матфеем и Лукой (пусть даже в процессе переписывания оба они допустили редакторские вольности, которых себе не позволял никто из позднейших переписчиков). Если мы сохраняем приоритет Марка, как это делает большинство ученых вопреки участившимся в последние годы атакам на эту концепцию, полезно будет взглянуть на то, как поступают с этим местом двое других синоптиков.
Поразителен тот факт, что и Матфей, и Лука, сохраняя этот эпизод для своих целей почти дословно, опускают причастие, которое вызывает проблему в тексте Марка (σπλαγχισθείς или ὀργισθείς). Нужно, конечно, сделать скидку на то, что оба они свободно изменяют любой текст Марка в зависимости от своих нужд, однако крайне редко они изменяют его