Слева от нас начал распеваться хор, а я все смотрела на елку, украшенную мишурой, сделанной из тонко нарезанной фольги, и красными яблоками. Некоторые девушки, видимо, одолжили свои ленты для волос – на дереве было минимум две дюжины белых сатиновых бантов.
– Какая прелесть, – восхитилась я, смахивая слезу.
Мэри обняла меня.
– Анна, все в порядке?
Хор – группа солдат-волонтеров под руководством лейтенанта, который до войны был учителем музыки, – начал петь «О, придите все верующие»[7], и по коже побежали мурашки. Я закрыла глаза, и передо мной возникло лицо Герарда, он улыбался доброй, доверчивой улыбкой. Максин и папа тоже появились в моем воображении, они молили о прощении, вдалеке махала рукой Китти. А в центре стоял Уэстри. Он замер на пляже в ожидании.
Мои ноги ослабли, тело обмякло, и Мэри подтолкнула меня к скамье.
– Тебе нужно присесть, – забеспокоилась она, обмахивая меня сборником церковных гимнов, – ты неважно выглядишь. Стелла! – выкрикнула Мэри. – Принеси воды.
Комнату заполнил туман, хор, казалось, пел одну и ту же строчку. Давайте же преклонимся пред Ним, давайте же преклонимся пред Ним, давайте же преклонимся пред Ним…
Кто-то дал мне кружку, и я отпила воды.
– Простите, – смущенно пробормотала я, – не пойму, что случилось.
– Ты слишком много работаешь, – ответила Мэри, – вот что случилось. Я поговорю об этом с сестрой Гильдебрандт. Посмотри на себя – бледная, худая. Ты сегодня ужинала?
Я покачала головой.
Мэри порылась в сумке и нашла шоколадку.
– На, съешь.
– Спасибо.
Начали заходить солдаты, снимая в дверях фуражки, потом к нам подсели Стелла и Лиз. Во время службы я обернулась посмотреть, не пришла ли Китти, но вместо нее увидела сестру Гильдебрандт. У нее в руке был носовой платок, но, встретившись со мной глазами, она быстро спрятала его в карман платья.
Вскоре после того, как загорелись свечи и хор запел «Внемли! Ангелы поют»[8], сзади поднялась какая-то суматоха, и я вновь повернула голову. Хлопнула дверь. Все забеспокоились. Медсестра, сидящая за нами, громко ахнула.
– Что происходит? – прошептала я Стелле, не в состоянии разглядеть происходящее сквозь толпу.
– А вот что, – самодовольно проговорила она, указывая на центральный проход.
К нам направлялась Атея – красавица Атея с голой грудью, по ее лицу катились слезы. Она была изумительна, как и в тот день на рынке, но на этот раз ее лицо исказило горе.
– Где он? – закричала она, оглядываясь вокруг, всматриваясь в лица солдат. – Почему не здесь?
Один из солдат поднялся и взял ее за руку.
– Вы не видите, что прервали Рождественскую мессу, мадам?