В темноте было непросто различить лица, но когда глаза привыкли, передо мной разыгрался настоящий кошмар. Я видела, как мужчина держал ее за волосы. Потом в лунном свете мелькнула сталь. Боже, нет. Нож. Он провел лезвием по шее девушки, и я, онемев, смотрела, как хрупкое, безжизненное тело упало на песок.
– Нет, – простонала я, не в силах даже закричать. Нет, только не это.
Темная фигура зашвырнула нож в чащу, словно мяч, и бросилась прочь по пляжу.
Я побежала к Атее, задыхаясь от слез.
– Атея, мне так жаль…
Я положила ее голову себе на колени, она была вся в крови. Атея задыхалась и ловила открытым ртом воздух.
– Он, он, – бормотала она.
– Нет, милая, – прошептала я, – не пытайся говорить. Молчи.
У Атеи потекла кровь изо рта. Она умирала. Если бы мы вовремя доставили ее в лазарет, доктор Ливингстон мог бы ее спасти. Мы должны ее спасти.
Атея указала на свой большой, округлившийся живот. Она беременна. О, боже.
– Уэстри! – позвала я, – Уэстри!
Я услышала шаги с той стороны, куда убежал Ланс, и взмолилась, чтобы это был не он.
– Уэстри! – окликнула я вновь.
– Я здесь, – отозвался он, – это я.
– Ах, Уэстри! – заплакала я. – Посмотри на нее. Посмотри, что он с ней сделал. И с ребенком.
Атея подняла руку, словно пытаясь до кого-то или чего-то дотянуться.
– Она не выживет, – проговорил Уэстри.
– Что ты несешь?! – в отчаянии закричала я. – Конечно, выживет. Она должна выжить. Я обещала, что защищу ее от этого чудовища.
Дыхание Атеи стало судорожным.
– Она справится, – всхлипнула я, – мы должны ее спасти.
Уэстри положил руку мне на плечо.
– Анна, – прошептал он, – у нее перерезано горло. Лучшее, что мы можем сделать – облегчить ее боль, ее страдания.
Я поняла, о чем он, но не знала, смогу ли справиться – наперекор всему, чему меня учили. Но, держа умирающее тело Атеи на руках, я осознала – это не просто правильный, а единственный выход.
– Иди, принеси мою сумку. Скорее!
Уэстри вернулся с моей сумкой и достал морфий – в войну его держала под рукой каждая медсестра. Препарата было достаточно, чтобы успокоить 120-килограммового мужчину или отправить девушку весом в 50 килограммов ко вратам рая.
Я поцеловала Атею в лоб и ввела ей в руку первую дозу, растерев место укола.
– Вот и все, – прошептала я, пытаясь сдержать слезы и говорить спокойным, уверенным голосом. – Скоро боль пройдет. Расслабься.
Дыхание стало поверхностным. Когда я ввела вторую дозу, глаза Атеи закатились, веки задрожали и закрылись. Я измерила пульс и приложила ухо к сердцу.
– Она умерла, – сообщила я Уэстри со слезами на глазах, –