— Нет. А что?
— Кажется, я ее видела на днях возле Метрополитен-музея, вот мне и стало интересно, не собиралась ли она в Нью-Йорк.
— Я на самом деле ничего не знаю. Наверное, у нее там родня. Вы разговаривали?
— Нет, я видела ее издалека.
— Может быть, это была не она?
— Она, она, я уверена. Я никогда бы…
— Мне пора идти. Мама зовет.
Она повесила трубку, не дав мне попрощаться с ней.
Под внешней доброжелательностью скрывалось подозрение. Она пыталась защитить Эрнессу от меня. А что такого я сделала Эрнессе, кроме как пожаловалась миссис Холтон на вонь из ее комнаты?
Сегодня я купила в магазинчике кресты из соломки, которые больше походили на елочные украшения. Это как-то сглаживало мерзкое ощущение, что я совершаю противоестественный поступок. Ведь это куда хуже, чем распевать гимны на утреннем собрании. Наверное, для иудея покупка креста — кощунство. Мне будет стыдно заходить в собственную комнату. Я должна постоянно твердить себе, что не стремлюсь стать христианкой. Меня всегда раздражала в наших девчонках, даже в Люси, эта черта — самодовольство и высокомерие, как будто стать христианкой, как они, — предел моих тайных мечтаний. Но никто из них не религиозен по-настоящему. Для них быть христианкой означает то же самое, что носить одежду определенного покроя. У них в церквях всё точь-в-точь как в гостиной миссис Холтон, где боязно присесть или коснуться чего-нибудь, чтобы ненароком не оставить следов нота или отпечатков пальцев. Мои самые любимые церкви — те, что лежат в руинах: трава и мусор служат им полом, а небо — вместо потолка.
Мне всего жальче деток, которые становятся вампирами не по своей вине, а за проступки родителей. Несведущие жертвы: ребенок, зачатый на Страстной неделе, незаконнорожденный, отпрыск невенчаных родителей, седьмое дитя, младенец, родившийся «в рубашке» или с каким-нибудь пороком. Детям, появившимся на свет в Рождество, суждено стать вампирами во искупление гордыни своих матерей, зачавших в тот же день, что и Дева Мария.
Почему дети должны искупать родительские грехи? Рождение — уже наказание, разве этого не достаточно?
Люси поддастся кому угодно. Она слаба, и сейчас я должна приглядывать за ней.
Неужели я чем-то хуже тех, кто ходит в церковь и молится Святой Троице? Молится призракам? Христос воскрес из мертвых. То, что невозможно подтвердить, придает вере особую красоту. И, вопреки всем страхам, ты свободен. Ты полон решимости.
Мама! Как она меня подвела! Я хотела вернуться в школу раньше всех. А у мамы вдруг появилась куча дел: срочные звонки, всякая чепуха. Когда я приехала, все были уже в сборе, включая Люси. Я безнадежно опоздала. В ее комнате было не протолкнуться. Все-все хотели быть рядом с Люси. Не было только Эрнессы. Может быть, она еще не вернулась откуда-то, не знаю откуда. Знают ли они обе, что я видела их вместе в ту ночь? Не все ли им равно?