Опер всё сидел не выпивая. Он думал. Но не о заявленной начальством странности, а о желании начальства предвидеть-предупредить возможное ЧП с личным составом, способное испортить отчётность. Цинизм? Ну и ладно! Карьеры ведь без выполнения таких поручений не строятся. Доверяет ведь – уже хорошо!
Опер наконец выпил. Шоколад трогать не стал. Курить тоже. Субординацию никто не отменяет даже в доверительных случаях.
– А ещё что на него есть?
– «Ещё» – это как раз ты и найдёшь! – тон Полковника мгновенно стал начальственным, не переставая – тонкое умение! – быть вкрадчивым.
– Кто он? – главный вопрос.
– Малой. Участковый. Отложи всё. Займись им, – и подмигнул, как заговорщик. – Докладывать ежедневно… Шёпотом! Это если ничего чрезвычайного не будет. А если… То докладывать сразу же!.. Но всё равно – шёпотом.
Выходя из кабинета начальника, опер к выложенному тем списку странностей добавил ещё одну свою – давешний интерес участкового к самоубийце.
«Действительно странно… В смысле, интересно…»
Поразмышляв уже без показной услужливости, опер стал оправданно себя чувствовать Опером, но понял, что при всей неофициальности поручения никаких козырей, кроме секретного доверия начальства, у него не появилось. Он, если что, даже полковничью «доверчивость» разыграть не сможет в свою пользу больше, чем того пожелает сам Полковник. Ну задание, ну неофициальное… Ну и что?! Речь ведь идёт о коллеге… О чести мундира… О святом! И эту полковничью щепетильность поймёт любой проверяющий – такой же мент и такой же, скорей всего, Полковник. Отсюда вывод: придётся поработать. Добросовестно! А там, глядишь, может и с самого Малого какой-то приработок выйдет. В деньгах вряд ли… Но в карьере-то! Полковник оценит… Да и впрямь! Что-то там у этого участкового есть… Слишком выпирать стало. Это неспроста.
Заглянув в глаза жене после того, как проспался, Кира понял, что привычно шутливого её ворчания не услышит, на которое он тоже уже привык игриво оправдываться, мол «Ну, ки-иса… Ну чего ты? Я больше не буду». Он даже слегка ожесточился, словно бы доигрывая давешнюю, начатую ею же самой, сцену «Всяк сверчок знай свой шесток».
Он с громким плеском принял душ и побрился, обильно надушился, сменил бельё, сам сварил себе кофе, нарочито мыча себе под нос популярный назойливый мотивчик. Сам сполоснул посуду, гремя ею показательно громко под чрезмерным напором воды, забрызгав всё в радиусе метра вокруг себя и себя в том числе, отчего снова пришлось менять бельё, промокшее под распахнутым халатом. Оделся в изысканный «casual» и, выходя из квартиры, смалодушничал всё-таки – подбросил и поймал, обращая на себя внимание жены, ключи от машины. За руль, мол, иду садиться! Нечего тут меня конченым забулдыгой представлять. Жена, впрочем, внимания не обратила. Тоже показательно!