Это были справедливые слова, и у Никиты не нашлось слов возражения.
— Нет, ты скажи мне, — допытывался Лисичкин, — кому пришла в голову эта мысль? Васильеву или Самохиной? Кто это придумал?
— Неважно, — уклончиво сказал Шилов, — не в этом дело.
— А в чем дело? Дело во мне? Дело в том, что я голубой, да? Но я и сам еще толком не знаю, какой я!
— Я… — пролепетал Никита, — я пытался сопротивляться. Я пытался уговорить их.
— Знаешь, что? — возмущенно воскликнул Сергей. — Ты просто гнида! Ты жалкое ничтожество! Я не хочу иметь с тобой ничего общего. Такие, как ты, ни на что не способны сами. Кто-то всегда должен тащить их за руку. Ну так вот, я больше этим заниматься не буду. Запомни, отныне мы с тобой — не друзья. Теперь я и ты — абсолютно не знакомые друг другу люди. Я собираю свои вещи и ухожу. Можешь жить в моей квартире, можешь трахаться там с Самохиной, можешь делать все, что угодно! Я ненавижу тебя!
Никита остался один. Работа над пьесой продолжалась, но теперь уже без Сергея. Вскоре наступило время премьеры.
В тот вечер в зрительном зале не было свободных мест. Присутствовало несколько театральных критиков из ведущих газет и журналов, перед началом пьесы появились телевизионщики, которые взяли интервью у драматурга и режиссера.
Но все это не радовало Никиту. В зале не было ни его любимой, ни единственного друга. Настя сказала, что занята и не сможет приехать, а Сергея Шилов не видел с тех пор, как они поговорили в последний раз.
На премьеру приехали родители Никиты. Мать была очень горда и ни минуты не сомневалась в том, что постановку ожидает успех.
После первого отделения половина зала опустела. Никита сидел в последнем ряду, с ужасом наблюдая за тем, как зрители поднимаются со своих мест и уходят из зала прямо во время действия. Он был уверен в том, что во всем виноват исполнитель главной мужской роли. Это работа была не для Барановского. Даже сейчас он оставался исполнителем третьего разряда.
Самохина старалась изо всех сил. Она пыталась импровизировать на ходу, добавляя от себя некоторые реплики и тем ставя партнера в полный тупик. Все-таки она смогла спасти спектакль.
После его окончания первым человеком, который поздравил Никиту с успехом, была его мать.
— Ты просто гений! — восклицала она. — Ты гений! Это было прекрасно!
Никита думал совсем по-другому. Но, к его изумлению, режиссер также был настроен оптимистично.
— Молодец, — говорил Никите Васильев. — Конечно, это была твоя первая пьеса. Может быть, она не стала настоящей творческой удачей, но у тебя еще все впереди. Когда-нибудь мы будем гордиться тем, что сделали эту постановку.