– Ясно, – зло ухмыльнулась Зина. – Сколько?
Гриша полез в карман джинсов и вынул смятую десятку.
– Ну, знаете! – обиделась Зина.
Тут вскочила Люба и испуганно затараторила, смущаясь за подругу:
– Да ладно, Зин, ты чего, все нормально, уберем, конечно, и окошки вымоем, да Зин, ну чего ты!
Зина опять недобро усмехнулась и мотнула головой:
– Ну и паши, если охота.
Она бросила окурок в стеклянную банку из-под майонеза и вышла, громко хлопнув входной дверью.
– Не обижайтесь на нее, – оправдывалась Люба. – Жених у нее сбежал, – вздохнула она. И горестно добавила: – К подруге ведь сбежал, гад.
Окончательно обескураженный Гриша махнул рукой:
– Ладно, чего там! В общем, я пойду по делам. До вечера.
Люба проводила его до двери:
– Да не волнуйтесь вы!
– Да я и не волнуюсь, собственно, – попытался пробасить Гриша.
Целый день он мотался по городу, сходил в киношку, два раза съел по порции «Ленинградского». К вечеру, когда жара чуть спала, но город, конечно, остыть так и не успел, он вернулся домой.
В квартире было тихо. Газеты и картонки исчезли, оконные стекла поблескивали, мусор был собран в картонную коробку из-под телевизора. Люба сидела на кухне и спала, положив голову на стол.
– Добрый вечер, – кашлянул Гриша.
– Ой, – она вскинулась и вскочила. – Ой! Поздно-то как! Ну, буду собираться, – засуетилась она. – Завтра только плинтуса в коридоре докрашу, и, можно сказать, дело сделано.
Гриша достал из сумки бутылку белого «Арбатского» и кусок российского сыра.
– Ну, чего вам в ночь ехать, если завтра с утра приезжать? Разместимся как-нибудь, места хватит, – гудел он и отводил глаза.
– Правда? – обрадовалась малярша. – И то верно, и устала я здорово, честно говоря. Живу-то за городом, в Одинцове.
Гриша неловко нарезал крупными кусками сыр. Долго искали штопор, так и не нашли, протолкнули пробку внутрь бутылки и налили теплое вино в чайные чашки. Опьянели сильно и сразу – жара, усталость, обоюдное смущение…
Потом Гриша, пошатываясь, пошел в родительскую спальню и, чертыхаясь, пробовал отыскать белье и подушки. Предусмотрительная мама все упаковала. Наконец он что-то нашел, постелил в своей комнате и в родительской, позвал Любу – она вышла из душа, влажная, с мокрыми волосами, завернутая в простыню.
Ночь они, конечно, провели вместе. Неискушенный Гриша был потрясен. Такого в его жизни еще не было. Весь его малый, нехитрый и ничтожный опыт был перечеркнут раз и навсегда. Ему показалось, что она вся восхитительна – и кожа, и волосы, и губы, и ее тихое поскуливание, и негромкие вскрики, и смешные наивные слова, которые она шептала ему в ухо.