Тео засыпает через полчаса, долго вертясь в кровати. Я лежу с ним рядом ещё десять минут, в тайной надежде, что начальник просто тихо свалит из квартиры. Но этого не происходит, я устало встаю и плетусь из спальни. Босс разместился на диване, бережно положив свой пиджак на подлокотник и сложив руки на коленях.
– Говори, – сухо произношу я, и он вздрагивает.
– Тео твой сын? – спрашивает он, и я ругаю себя за то, что не выставила его сразу.
Надо было просто перерезать провод домофона маникюрными ножницами, делов–то.
– Да, но это не твоё дело.
– Хм, – мычит он и потирает подбородок, – Признаться, я догадывался. Но ты тщательно маскировалась, говоря о брате.
– Я ни разу не говорила о брате. Это был твой вывод, а я не стала его отрицать.
– Почему?
– Потому что это не твоё дело, – выпаливаю я и продолжаю хорохориться, – Ты хотел поговорить – так говори.
– Сколько тебе было?
– Неважно, – отчеканила я.
– Сколько? – не унимается он.
Он встаёт с дивана и приближается ко мне, а я ищу спасения у стены с фотографиями. С одной из них на меня смотрит лицо отца, и я отвечаю ему грустным взглядом.
– Это. Не. Твоё. Дело.
– Ошибаешься, – шипит он мне в лицо, – Меня касается всё, что касается тебя.
– С какой такой радости? – пискляво проверещала я.
– Потому что я так сказал, – говорит он, делая ударения на гласных.
Я отворачиваюсь, но Александр берёт мой подбородок руками и разворачивает к себе. Мы долго смотрим глаза в глаза, он прожигает меня своими, я немного вяло пытаюсь сделать то же самое. Потом я вздыхаю, убираю его руки и говорю то, что не должна говорить:
– Шестнадцать. Мне было шестнадцать, когда я залетела.
– Тебе сделали больно? Как это произошло? – не унимается он, вопреки моим надеждам.
Я качаю головой, закрывая глаза. Потом открываю их и вижу, что он смотрит на меня с тревогой. Бедняга.
– Нет. Это произошло по обоюдному желанию.
– Вот как? – он шарахается от меня, как будто я залепила ему пощёчину.
– Вот так.
Он отступает назад, а потом возвращается на диван. Садится, снова опираясь локтями на колени, и опускает голову, зарываясь в волосы пальцами. Я подхожу к окну, и смотрю на соседние дома. Кто–то ещё не спит. Свет горит в разброс, как фигуры на поле морского боя.
– Кто его отец?
– Я не знаю, – машинально отвечаю я, и зарываюсь лицом в штору.
– То есть?
– Я не знаю кто его отец. Я переспала одновременно с двумя или тремя парнями. Может, с четырьмя. Я смутно помню.
Слышу воздух, со свистом вырывающийся из его груди. Образ хорошей девочки рухнул, как дом под бомбёжкой.
– А куда смотрела твоя мать? – неожиданно обвинительным тоном спрашивает он, и я поворачиваюсь к нему.