— Ну что ж, — проворчал он. — Растерзай меня, и дело с концом! Чего ты юлишь и притворяешься? Так вот и разгадка всему. Это ты всех побросала в море. Ты открыла клетку и всех укокошила. А я, идиот, ломал себе голову. А камбуз ты и не смогла открыть, решетка слишком крепка. И теперь ты подыхаешь с голоду и жажды. Ты жуешь веревки. Когда ты увидела, что я поднимаю марсель, то вскарабкалась и дернула фал, каналья ты эдакая. А фал остался в блоке. Бриг тронулся. Полегче, отпусти хоть немного! С каким бы удовольствием я всадил штук двенадцать пуль в твою башку!
Взбешенный Фург извергал целый поток ругательств прямо в лицо чудовищу. Вдруг, как-будто брань вывела ее из себя, горилла подняла Фурга вверх, раскачала его и со всего размаха бросила в море.
— Вот, так-то лучше, — сказал Фург, выплывая на поверхность воды с шестиметровой глубины. — Ведь я старый моряк, такие ванны мне нестрашны.
К счастью, опять штилело, бриг почти не двигался.
Энергично рассекая воду руками, он в несколько минут был возле брига, схватился за конец, висевший за бортом, и принялся карабкаться. Но сверху на него глядело ужасное лицо чудовища; рука его, казавшаяся необ'ятной длины, готова была схватить пловца за горло.
Она хватала куски дерева, валявшиеся на палубе, и бросала в надоевшего ей упрямца.
— Нет, тут дело не выйдет, — и Фург сильным ударом ноги отдалился от судна. — Надо попытаться проскользнуть как-нибудь незаметно.
Он несколько раз проплыл вдоль брига, стараясь взобраться незаметно то с одной стороны, то с другой. И каждый раз над бортом появлялась безобразная голова, и страшная лапа опускалась к воде. Горилла мало-по-малу начинала раздражаться. Она хватала куски дерева, валявшиеся на палубе, и со всей силы кидала их в надоевшего ей упрямца, который ни за что не хотел исчезнуть.
Фург нырял, увертывался. Палки и щепы попадали ему на спину, на плечи, но вода задерживала силу удара.
— Еще пять минут, и я готов. Попробую выстрелить, а там будь, что будет…
Но карманы его были пусты, револьверы давно упали в море. Оставались только свечи, которые удержались, благодаря своей длине. Он выбился из сил, захлебывался и чувствовал, что еще одна такая попытка и он пойдет ко дну. Мускулы его начинали слабеть. Тяжесть его сапог, его намокшей одежды неудержимо влекли его ко дну.
Тогда он лег на спину, стащил с себя куртку и собирался уже бросить ее в море, как вдруг счастливая мысль озарила его мозг:
— Горилла голодна. Брошу ей свечи, а пока она будет есть, я незаметно вскарабкаюсь с другой стороны и запрусь в каюте капитана.