Когда Писатель писал все это, он испытывал странные ощущения. Он соединял слова и ощущал свою неполноценность. Слова образуют предложения, а Писатель внешне спокоен, а я растворяюсь в красках произведения. Здесь время принадлежит мне, хоть я и зависим от каждого отдельного мгновения.
Как изменилась Рози. Она помолодела. Напоследок украсила лицо, одела лучшее платье и, обремененная драгоценностями, отправилась в его любимый ресторан. Ее будет ждать он, с гвоздикой в руке и столиком на двоих - так было много лет назад. Это происходит сегодня, и завтра все повторится. Она войдет, пройдет к столику, бесшумно сядет, увидит его лицо, выпьет бокал сухого вина, молча встанет, уйдет и никогда больше не вернется. Некому будет ее найти... И любимое лицо, и гвоздика, и их законный столик на двоих унесет Рози в своем сердце, и никто не догадается об этой предметной зависимости.
Люблю тебя ради себя, люблю себя ради тебя.
Мы что-то строим, строим, строим, строим, строим, строим... Этапы развития, прогресс, нагромождение предметов...и ценнее капельки слез...и нужнее ночной шепот живых горячих губ, и больнее, когда строим, строим, строим, выстраиваем систему, стандартизируем, планируем. Этапы развития, сломанная кукла, расплавленный оловянный солдатик.
Душа одна на всех, неоценимая, ненаходимая. Писатель догадывается, что ищет он нечто неоценимое и ненаходимое... Он возвращается в городок, в котором начался его поиск. Он захочет цикличности, окольцованности. Его привлечет перспектива замкнутости процесса, круговорота событий. Он найдет тот же бар, в котором он пил с каким-то моряком в день прибытия после пяти часов вечера, закажет все то же, что и тогда, будучи уверенным в том, что позже он вновь найдет ту самую блондинку и проведет с ней ночь. Но что-то подсказывало ему, что ситуация исковеркана ощущением пустоты. Вселенская пустота ожидала его на улице, где в прошлый раз он искал девушку на ночь. Вроде бы опять там их было не много, но...пустота... Он опять не может найти ненаходимое, неоценимое. Шила давно утонула в типографской краске вчерашних газет. Неожиданно Писатель осознал, что он проклят. Он проклят всем, что вокруг него, всем, что внутри него. И произошло это не сейчас. Он был проклят еще в зародыше, еще в яйцеклетке матери и сперматозоиде отца, еще во время первого поцелуя родителей. И все, что бы он ни делал отмечено проклятьем.
Красивая девушка снова смотрит на меня. Нарисуй портрет... Пусть будет небо и море, и ее зеленые глаза. Необходимо верить в ее глаза... Пустота, как лист бумаги, как холст, наполняема. Утро разоблачает сны и дарит небо...