О, Мексика! Любовь и приключения в Мехико (Невилл) - страница 33

Даже сейчас большие участки города оставались не восстановленными. Многие коммуникации все еще не были отремонтированы. До землетрясения вода из-под крана была безопасна для питья – теперь же всем приходилось покупать дорогую воду в бутылках. Многие жители до сих пор оставались без крова – спустя более чем два десятилетия.

Эдгар, которому в 1985 году было четыре года, жил тогда на юге города, который от землетрясения не пострадал. Однако его родные быстро осознали серьезность ситуации, когда увидели, как их любимый телеведущий, Феликс Сордо, погиб под руинами студии, на которую рухнула огромная металлическая антенна, прямо во время эфира утренних новостей. А Октавио чуть раньше рассказал мне о том, что помнил сам: о трупах, которые укладывали штабелями под глыбы льда на бейсбольном поле, соорудив таким образом импровизированный морг.

Так что Ла-Рома, должно быть, вызывала у местных жителей ужасные воспоминания; на самом деле многие выжившие, как я слышала, никогда сюда не вернулись. Из каменистого дворика, где мы сидели, через застекленные двери был виден интерьер маленьких залов, уставленных пыльными полками со старинными книгами. С потолка свисали люстры со свечами, что переносило вас в атмосферу магического реализма, которым пронизана латиноамериканская литература.

Стены дворика поросли вьющимися цветами; над нами в бамбуковой клетке сидел потрепанный зеленый попугай. Я с облегчением увидела, что Эдгар наконец снимает свой красный рюкзак, доверху набитый книгами. Он тащил его на спине всю дорогу от школы «Иностранный без забот». Когда мы сели за столик, к нам подошел кудрявый официант с большим термосом черного кофе и двумя рюмками рома.

Сегодня на Эдгаре были потертые джинсы с высокой талией и фланелевая рубашка, аккуратно заправленная в джинсы. Минут двадцать мы спорили о том, с какого языка начать – английского или испанского. В конце концов я сдалась, и мы начали с испанского.

Я заговорила – нервничая, все время сбиваясь и учащенно дыша, когда не могла вспомнить слово. В такие моменты меня подмывало перейти на английский, но каждый раз, когда я это делала, Эдгар зажимал себе уши до тех пор, пока я снова не переходила на испанский. А через некоторое время Эдгар стал мне настолько интересен, что мне удалось забыть о том, что я общаюсь с ним на иностранном языке. Он говорил так тихо, что приходилось задерживать дыхание, чтобы его расслышать. И что-что было такое в желтом оттенке его кожи, миндалевидном разрезе глаз и медлительности его движений, что вызывало у меня ощущение, будто я сижу перед пожилым китайским мудрецом.