Донья Йоли неодобрительно покачала головой.
— Что ты имеешь в виду? Что это за клубника такая? – спросила я.
– Fresa? Ой, ты разве не знаешь, что значит resa?
— Нет.
Коко на секунду задумалась.
— Фресас – это мексиканские люди, которые другие, – пояснила она.
— Почему они другие? – спросила я. – Потому что они очень богаты?
— Да. Но не только поэтому. Они говорят по-другому, по-другому себя ведут и… ну, и выглядят они по-другому… – Она снова замолчала. – Они похожи на вас, на иностранных людей… не на мексиканцев.
— То есть они белые? – спросила я.
— Да. Чаще всего фресас – белые.
— Так что, тогда и я – фреса?
— Нет, фресас ведут себя по-другому… Только я не умею объяснить. Спроси кого-нибудь еще, – посоветовала она.
Офелия, несомненно, была не такой, как большинство моих знакомых мексиканцев. В некотором смысле мне было гораздо проще общаться с ней, нежели с другими учащимися, чья жизнь, казалось, вращалась исключительно вокруг семьи и долга перед ней.
Отношение Офелии к семье было более характерно для западного мира. Она жила в квартире одна, в то время как большинство мексиканцев склонны обитать под отчей крышей до самой свадьбы, а то и того дольше. И рассказывала она все больше о своих друзьях, а не о родных. Она вела светскую жизнь и следила за культурными событиями – например, посещала картинные галереи и театр. Она была хорошо начитана и имела свое мнение обо всем на свете. Она решительно винила Североамериканское соглашение о свободной торговле в том, что риск потерять работу в Мексике растет день ото дня, и страстно протестовала против моды на излишек геля для волос среди мексиканских мужчин.
Как многие австралийцы или американцы из среднего класса, Офелия после учебы не стала сразу искать работу, а отправилась посмотреть мир. Она объездила Европу с рюкзаком в компании друзей, затем шесть месяцев проработала в Зимбабве по волонтерской программе. Я никак не могла взять в толк, зачем уезжать в Африку, когда здесь столько работы для волонтера; но, с другой стороны, зачем тогда я сама после учебы отправилась волонтером в Коста-Рику, в то время как в аборигенных общинах Австралии была масса работы?
Офелия казалась мне настолько знакомой, что на родине могла бы быть одной из моих подруг. Так мне казалось до того момента, когда я увидела, как она садится на заднее сиденье «мерседеса» с шофером, в сопровождении телохранителей.
— Слушай, Октавио, а ты fresa? – спросила я, когда мы бродили по овощным рядам нашего местного ianguis. К тому времени у нас вошло в привычку ходить на рынок каждую субботу, поскольку это был единственный день, когда мы оба были дома.