— Я никогда не считал тебя глупой, моя дорогая Анна, но ты должна признать, что ты — очень странная молодая леди.
— Я всегда была странной. Во всяком случае, так мне говорили. — Она произносила слова мягким, еле слышным шепотом.
Последовало долгое молчание, и Левон уже решил, что она наконец заснула, но, когда он поднялся, чтобы уйти, девушка вновь заговорила:
— Я люблю Нью-Йорк, Лев.
— Я тоже, Анна.
— Поначалу я возненавидела его, когда увидела с борта корабля. Я решила, что это сон, причем очень плохой, но теперь я не хочу уезжать отсюда.
— Значит, ты не уедешь.
— Спокойной ночи, Лев.
Левон осторожно прикрыл за собой дверь и посмотрел на часы. Было раннее утро, начало пятого, и Нью-Йорк готовился к новому дню. Левон переоделся в свой «адвокатский костюм», как называла его Тамара, из темно-серой фланели с модными узкими лацканами, косыми карманами и узкими брюками. Тамару он застал в гостиной — она меняла пеленку Джону.
— На самом деле менять ее не было нужды. Мне просто захотелось сделать это в первый раз. — Она улыбнулась мужу. — Какой он красивый, правда, Лев?
— Очень. — Левон кивнул, хотя втайне считал ребенка с его сморщенным красным личиком настоящим уродцем. У него были крупные яйца и крошечный пенис. Ножки были тоненькие, как спички, и очень подвижные.
— У него синие глаза, — произнесла Тамара.
— Цвет еще может измениться, — заметил Левон.
— Знаю. — Она обратила внимание на то, что Левон переоделся. — Ты что, собрался на работу в такую рань?
— Пожалуй, да. Мне надо поработать над несколькими делами. — Он кивнул на малыша. — Теперь, когда все закончилось, самое время ими заняться.
— Я тоже рада, что все закончилось. — Тамара одарила мужа ослепительной улыбкой. — Теперь у нас есть сын, Лев. Это было последнее, чего я ожидала, когда мы приехали в Америку, — найти здесь сына. Нам повезло. Раньше я думала, что мы прокляты, но теперь понимаю, как нам повезло.
Академия Пегги Перельман была расположена над кондитерской на Хестер-стрит, примерно посередине между Маленькой Италией и Чайнатауном. Студия представляла собой большую комнату, которая некогда была двумя смежными помещениями, с балетной стойкой с одной стороны и огромным зеркалом, занимавшим всю стену, с другой. Небольшое пианино приткнулось в простенке между окнами, на стеклах которых черно-золотыми буквами было начертано название заведения.
Когда Левон с Анной приехали сюда, было еще рано, около девяти, и несколько молодых людей в яркой одежде сидели на полу и оживленно беседовали о чем-то, сопровождая свои слова драматическими жестами.