Врач:
— Довольно! Не волнуйтесь! Вчера к нам присоединился авианосец.
— Для меня это новость. Где же он?
— Покажу потом. В тумане вы его все равно не увидите.
Эдвард пробормотал что-то, а чуть погодя начал снова:
— Я вообще ненавижу океан, а особенно здешние места. Это сверкание меня уморит. Слышите? Они уже опять вернулись.
— Это — наши.
— Но вы ведь слышите, они стреляют! У нас нет истребителей! И где только эти новые самолеты?
— Стрельба уже прекратилась.
Эдвард смолк. Но вдруг лицо его покраснело. И он закричал:
— Тебя опять принесло сюда, Джонни. Зачем? Ходишь за мной как пришитый. На палубе тебе делать нечего.
— Кто это Джонни?
— Ходит за мной как тень. Я обещал его отцу присматривать за ним. Парнишке восемнадцать лет — так он, по крайней мере, утверждает; наверное, ему всего шестнадцать. Он пристал к нам уже в Бельгии. Отец его был раньше консулом в Шанхае; у них дома в Бирмингеме все забито драконами, китайскими болванчиками, мечами, фарфором, даже тамошними снадобьями. Забавно. Ему это нравилось. Мне тоже.
Больной стал всхлипывать.
— Малыш лучше всех на борту играл в шахматы. Ему надо было сидеть внизу. Но тут кто-то, видно, шепнул: «На палубе начали партию». И он поднялся.
Эдвард заплакал в голос. Голова его начала мотаться из стороны в сторону. Потом он приподнялся, пытаясь слезть с кровати. Врачу пришлось вызвать звонком сиделку. Вдвоем они крепко держали больного до тех пор, пока он не успокоился и не улегся; по его покрасневшим щекам текли слезы.
Врач разбудил его.
— Вы спали.
Эдвард ощупал лицо.
— Какая жара. Я вспотел. — Он взял полотенце, которое ему протянул врач, вытер лицо. Нахмурился.
Врач начал пересказывать, что больной говорил в полузабытьи. Эдвард вскользь заметил:
— Мы сопровождали морской конвой в Азию. Он шел в Бирму. И когда мы…
Тут он смолк, потеряв нить. Старался найти ее снова. Напрягал память. Его лицо омрачилось, глаза расширились. На врача он больше не смотрел. Раньше он шевелил руками, но теперь опять прижал их к телу. Пальцы скрючились, ногти впились в ладони.
И вскоре он лежал неприступный, изготовившись к борьбе, к защите.
Врачи предпринимали все новые атаки на эту крепость.
Однажды, когда Эдвард снова впал в полузабытье, врач попытался вернуть его к той шахматной партии, сам больной о ней больше не вспоминал.
От волнения Эдвард заговорил невнятно:
— Я должен его искать. Он сидел на другой стороне.
— Там, где стоит столик?
— Все разбито в щепки, стулья тоже, ничего не осталось. Ах, ах…
Вдруг он вскрикнул:
— Под стулом что-то валяется. Это его мундир. Ой… Джонни, что случилось? Встань же, Джонни! Иди, иди сюда! Я же говорил тебе, оставайся внизу. Ну, встань! Помогите мне! Он не может встать.