— Вы думаете… — сказала она.
Сур кивнул несколько раз. Теперь я не выдержал и влез в разговор:
— Марсианское оружие бластер! Видели, как пыхнуло? Аннигиляционный разряд, вот что!
— Ну, пусть марсианское, — сказала она. — Я не люблю оружия, следопыты. Слишком хорошо знаю, как плохо оно соотносится с человеческим организмом. Товарищ Габриэлян, я хотела бы забрать этот властер с собой, в район. Для убедительности. Да и одного из мальчиков. Лучше этого. — Она показала на меня. — Второй пригодится здесь, вы совсем задыхаетесь. Властер придумали!..
— Бластер, — поправил я.
— Бластер, властер… — проворчала Анна Егоровна. — Пакость! Что-то у меня было противоастматическое, для инъекций…
Она нагнулась к своему чемоданчику, откинула крышку. Сур рассматривал бластер, направив его кристалл в потолок. Вдруг докторша тихо проговорила: «Ого!», очутилась около Рубченко, тронула его веко и молниеносно нагнулась к груди. Мы вскочили. Анна Егоровна тоже встала. Лицо у нее было красное, а глаза сузились. Она сказала:
— Сердце бьется нормально. Он ожил.
Ну, это было чересчур… Ожил! Степа и тот попятился в угол, а у Сурена Давидовича начался сердечный приступ. Анна Егоровна «вкатила ему слоновую дозу анальгина», потом занялась «бывшим покойником» — это все ее выражения, конечно. Движения у нее стали быстрые, злые, а голос совершенно хриплый и басистый. Раз-раз! — она выслушивала, выстукивала, измеряла, а бедный Сур смотрел изумленно-радостными глазами из-под бинтов. Вот уж было зрелище! А время только подбиралось к двенадцати, понимаете? За четыре часа разных событий накопилось больше, чем за двадцать шесть лет — сколько мы со Степаном вдвоем всего прожили. Едва Сур немного оправился, докторша приказала запаковать бластер для дороги. Я принес из мастерской футляр для чертежей, забытый кем-то из студентов, — коричневая труба такая разъемная и с ручкой сбоку. Сур обмотал бластер ветошью, опустил его в трубу, плотно набил ветошью, как пыж, поверх бластера и закрыл крышку. Она была свободная.
— Сур подмотал лист бумаги. Мы помогали. Докторша в это время еще возилась с Павлом Остаповичем. Ему тоже забинтовала голову; бинтов пошло меньше, чем на голову Сурена Давидовича. Оказывается, ухо забинтовать труднее, чем лоб с затылком.
— Ну, я готова, — сказала Анна Егоровна. — Раненому ухода не требуется.
— Она посмотрела на Степкино лицо и пробасила: — Дьявольщина! На выходном отверстии уже соединительная ткань.
Для нас это была китайская грамота. Сур спросил:
— Доктор, вы не ошибались, когда установили… Гм…